Грешница и кающаяся. Часть II
Шрифт:
— Попробуйте, князь, может быть, вам все же удастся с этого балкона усмирить толпу,— продолжал настаивать Шлеве, тогда как король, сложив руки на груди, мрачно смотрел на Эбергарда, идеи которого казались ему еще опаснее прежнего.
Вошел Биттельман.
— Господин комендант! — доложил старый слуга.
— Просите! — ответил монарх, в то время как камергер приблизился к нему и шепнул несколько слов. Так же тихо получив от короля приказание, он со злой улыбкой вышел из комнаты.
— Что скажете нам? — спросил король запыхавшегося и бледного генерала.
— Ваше величество,
— Мы вам укажем лучший способ для водворения мира и спокойствия, граф! — Голос короля дрожал.— Мы не согласны обстреливать нашу столицу; тем самым мы будем только потворствовать желаниям наших противников. Зачинщика этого кровопролития нет среди бунтовщиков. Барон и наши министры правы: народ явился непроизвольным орудием в руках злодея, которого надо искать в другом месте! Господин комендант, объявите мятежникам, что князь Монте-Веро арестован…
Эбергард, пораженный, отступил на шаг.
— …и что мы берем его в заложники,— продолжал король.— Прибавьте еще, что если не водворится спокойствие, то завтра же князя Монте-Веро не будет в живых. Полагаю, это будет действеннее обстрела города!
Комендант поклонился в знак повиновения. В ту же минуту дверь отворилась, и вошли алебардщики. Эбергард переводил взгляд с короля на караул, и ему казалось, что он видит сон.
— Так вот что было мне уготовано, вот как вознаграждено мое доверие! — воскликнул он с отчаянием.— Вы пользуетесь моей беззащитностью! Горе вам, мой повелитель, что вы доверяетесь своим советникам! А я со спокойной совестью войду в темницу без боязни предстать перед престолом Господним. Мои рука и сердце служили вам гораздо вернее, чем мне самому! Не в вашей власти казнить меня.
— :Я вправе это сделать, князь, справедливость требует этого.
— Справедливость, ваше королевское величество? Ее знает только Бог, которому известны наши сердца и самые сокровенные наши помыслы. Я обвиняю не вас, ведь не вы меня осудили, а может быть, и приговорили к смерти! Не вы подготовили мне этот горький час, но тем тяжелее будет для вас запоздалое раскаяние. Я в вашей власти, и я сам, и все мое имущество. Приказывайте!
— Исполняйте, что вам приказано, господин комендант,— повысил голос, король, видя его нерешительность.— Отвести князя Монте-Веро в подземную темницу нашего замка и приставить к нему строжайший караул,— прибавил он, обращаясь к алебардщикам.
Комендант удалился, чтобы исполнить приказание короля, и тут же в комнату вошел офицер, командовавший караулом.
— Я сдаюсь вам,— сказал Эбергард твердо.
— Извольте следовать за мной, ваша светлость,— вежливо обратился офицер.
Прежде чем покинуть покои короля, Эбергард еще раз обернулся. Он явно хотел еще что-то сказать королю; одно только слово, которым он выразил бы все, что наполняло его сердце, что теснило его грудь. Он протянул к королю руки. Но слово осталось невыговоренным… Король отвернулся.
Не вкралось ли в эту роковую минуту какое-то предчувствие и в его душу? Едва ли. Или оно быстро исчезло, когда он, отвернувшись, подошел к окну и увидел, что происходило на баррикадах…
Эбергард вышел из комнаты, куда незадолго перед тем сам добровольно вошел. Алебардщики окружили этого благородного человека, спокойного в сознании своей невиновности и исполненного долга. Не за себя боялся Эбергард, когда вели его в темницу,— с раздирающей сердце болью он думал об ослепленном народе и обманутом короле! Жертва своих высоких стремлений и чистых идей, он найдет в себе силы мужественно перенести и это тяжкое испытание.
В действиях своих врагов Эбергард видел намерение унизить и оскорбить его. Однако враги просчитались — то, как они это делали, привело к совершенно противоположному результату.
Барону Шлеве не терпелось увидеть ненавистного ему князя Монте-Веро в окружении караула, и он встал у входа в Золотую галерею, где тот должен был пройти. Он ожидал увидеть Эбергарда раздавленным, и каково же было удивление Шлеве, когда князь прошел мимо него твердым шагом, с гордо поднятой головой и не удостоил его ни единым взглядом. Исполненные ненависти серые глаза камергера проводили Эбергарда до выхода.
— И все-таки я уничтожу тебя,— прошептал негодяй.
Офицер повел князя через двор в ту часть замка, где находились подсобные помещения и казначейство. Мрачный вид многочисленных комнат, расположенных в уровень с землей, высокие окна, снабженные толстыми решетками, и караул у дверей — все говорило о том, что комнаты эти могли служить надежной темницей. И действительно, эти комнаты, использовавшиеся прежде как темница замка в исключительных случаях, и теперь служили местом заточения.
Эбергарда ввели в одну из таких крепких клеток и заперли с осторожностью, что явно свидетельствовало о том, сколь строгие распоряжения были сделаны на этот счет советником короля.
Оставшись один посреди мрачной комнаты с низкими белыми сводами, он осмотрелся, словно желая убедиться, что он действительно пленник и заключен по повелению того, кому готов был отдать жизнь, к кому и до сих пор питал глубокое уважение.
Решетки на окнах и окованная железом дверь наводили на грустные мысли. Посреди комнаты стоял большой круглый стол, покрытый зеленым сукном, и вокруг него — несколько старых стульев с высокими резными спинками. Между окнами находился старый шкаф, изъеденный жучком, предназначенный, вероятно, для хранения документов. Высокая серая печь и походная солдатская раскладушка с шерстяным одеялом дополняли убранство.
Если бы князь уподобился своим врагам, то он тут же, не задумываясь, искал бы пути для своего освобождения. Но насколько низкими были его враги, настолько князь был благороден. Он молил Бога только о том, чтобы поразивший его удар прекратил кровопролитие. Он готов был страдать, лишь бы положить конец междоусобице. Забыв о собственном горе, он думал об общем благе. Молитва Эбергарда была услышана, его жертва принесла свои плоды, как и предчувствовал король.
Между тем как разгоряченная толпа попритихла, чтобы передохнуть и набраться сил, ей объявили, что комендант взял князя Монте-Веро под стражу и его держат как заложника.