Грешник. Вернуть бывшую
Шрифт:
Ладно, допустим, свекровь говорит правду. Но почему Чернов даже не звонит?
Каждый раз перед глазами всплывает картина той ночи. Звуки выстрелов, которые набатом стучат в голове, не дают покоя. Неужели Рамиля действительно ранили? Но почему тогда лицо свекрови каменное? Ни один мускул не дергается, когда я об этом спрашиваю! Да, я вижу, что у нее нет настроения. Улыбается, всматриваясь в мое лицо, но как только отворачивается, так она сразу же меняется до неузнаваемости!
И вот сегодня нас выписывают из больницы. Мы сидим в салоне автомобиля.
От обиды и бессилия я чувствую себя беспомощной. Хочется спрятаться от всего мира и взвыть от злости. От тоски. Где он? Где?! Чувствую что-то неладное. Чувствовала все пять дней! Ведь он обещал не отпускать меня. Обещал, черт возьми! И не отпустил бы, если бы не произошло что-то ужасное! А оно произошло! Да только все вокруг молчат! Дозвониться до Рамиля я так и не смогла, а Макс не отвечает!
— Лерочка…
— Пожалуйста, Лариса Петровна! — перебиваю ее, потому что явно будет врать, чтобы я успокоилась. Ведь видит, как слезы текут по щекам. — Не нужно! Я не ребенок. Или говорите как есть. Или вообще ничего не говорите. Не нужно лгать! Я могу вас задеть грубостью!
Она сжимает мою руку, замолкает. Я же отворачиваюсь к окну. Больно. Оттого, что у меня нет никого, кто мог бы поддержать. Есть только свекровь, и она скрывает от меня… Но я уверена, Рамиля точно ранили!
Как только оказываемся дома, кормлю сына грудью и, уверившись, что он спит, укладываю в детскую кроватку. Тихо выхожу из комнаты. Лариса Петровна сидит на диване и плачет, ежеминутно вытирая слезы со щеки. Забираю телефон со стола и также незаметно направляюсь на кухню.
Звоню Максу. Он, к моему удивлению, наконец берет трубку.
— Открывай дверь. Поднимаюсь к тебе, — единственное, что говорит.
Я даже не отвечаю. Прорычав в пустоту, швыряю телефон обратно на стол и иду в коридор. Открываю дверь и выхожу. Скрестив руки на груди, прижимаюсь спиной к стене и жду, когда остановится лифт и Макс выйдет из него.
— Где Рамиль? — Максим даже не успевает поздороваться. — Клянусь, я тебя убью, если начнешь валять дурака!
— Я в командировке был. Честное слово.
— Прекрати! — повышаю голос. — Я спрашиваю, где Рамиль. Мне-то какое дело, где был ты?!
— Привет, — дверь Аленкиной квартиры открывается, и она, вялая и замученная, смотрит то на меня, то на Макса. — Поздравляю вас! Наконец выписали. Но тут выяснять отношения — не самый лучший вариант. Пойдемте в квартиру. Если он не расскажет, — косится на Макса, — я тебе расскажу, где твой муж.
Макс невесело усмехается. Бросает взгляд на мою дверь.
— А тетя Лариса там? — кивает туда же.
— Ален, что это значит? — игнорирую Макса. — Что случилось с Рамилем? — голос подрагивает. — Ален?!
— Он ранен. В больнице. Просто поговорить с тобой не решались. Ты же ведь грудью кормишь Сашу…. Нервничать нельзя, и все такое…
— Черт
— Лер, давай зайдем внутрь и там поговорим. Я не знаю, что творится на самом деле с твоим бывшим… — замолкает Алена, прикусывая нижнюю губу. — Я просто видела вашу машину в ту ночь. И собственными глазами видела, как в него стреляли. Но раз все так спокойны, значит, с ним все хорошо.
Я даже не смотрю на Алену, зато готова свернуть шею Максиму, потому что он снова молчит, будь он неладен!
— Да все хорошо с ним. Я не против, отвезу, конечно же. Но за ребенком кто присматривать будет? — заходит в квартиру.
Я буквально вбегаю в спальню, оставив Макса наедине со свекровью, закрываю за собой дверь. Подхожу к кроватке Саши и долго рассматриваю его ангельское личико. Он так сладко спит, что хочется взять его на руки и расцеловать. Но мне нужно торопиться. Переодеться и любым способом попасть в больницу.
— Ален, ты можешь присмотреть за малышом пару часов? Я быстро, — оказавшись в гостиной, заглядываю в зеленые глаза подруги, хоть и жду на самом деле ответа не от нее, а от свекрови.
Алена неопытная. Знаю, она не справится, да и вижу испуг в ее глазах. Она сглатывает, переводя взгляд на Ларису Петровну.
— Я присмотрю, — говорит свекровь дрогнувшим голосом. — Прости, Лера, но сын… Он не хотел, чтобы ты его видела в таком состоянии.
Я настолько зла на нее, что даже короткое «спасибо» выдавить из себя не могу и… В каком он состоянии?! Единственное, что я сейчас хочу, так это увидеть Рамиля.
— Я тоже останусь, — говорит соседка. — Вернешься, поговорим с тобой. Буду ждать.
Я лишь киваю, на ватных ногах шагая в сторону коридора. Тянусь, чтобы взять свою куртку, и только сейчас замечаю висящее на вешалке пальто Рамиля. Он в тот день настолько переволновался, что и верхнюю одежду забыл.
— Боже, — шепчу себе под нос, сжимая в руках пальто. — Какая же я дура!
А ведь изначально поверила, что бывший действительно в командировке.
Сижу в салоне автомобиля, задыхаясь от слез. Прислоняюсь лбом к окну. Значит, стреляли в него, но мне было настолько больно, что я, кроме собственной боли, ничего вокруг не видела. Он же не подавал виду…
— Две пули. Одна попала в плечо, вторая — чуть ниже, — говорит Максим, выруливая на трассу. — Он много крови потерял. Ждал, пока сын родится, а потом отключился.
— Почему Лариса Петровна так со мной? И ты! — по щекам текут слезы. Впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы хоть как-то унять обиду и боль внутри себя, но у меня не получается. — Сложно было сказать как есть?
— Лер, прекрати плакать. Он нормально себя чувствует. Я рано утром приехал и первым делом примчался к нему. Врачи не выписывают — рано еще. Через недельку-две будет в строю.