Грешный и влюбленный (Древнее проклятие)
Шрифт:
Она покраснела, а потом выпалила:
— С чего бы это им видеть во мне какого-то союзника?
— Да потому, что им хочется, чтобы фабрика заработала вновь.
— Фабрика. — Силван замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. — А ты это сделаешь?
— Если я потрачусь на фабрику, то у людей будет и работа, а следовательно, и хороший заработок. Они будут строить фабрику, значит, зиму переживут. — Он опять взял ее за руку выше локтя и легонько сжал. — Мужчины закончат стройку к лету следующего года, и тогда работа появится у женщин.
— Но тебе-то это зачем? — Она
— Ну как ты не понимаешь? — Они уже вышли к океану и, не сговариваясь, повернули на тропу, ведущую к фабрике. — С тех пор, как тут погуляла буря, деревенские просят у меня — не просто просят, умоляют — отстроить фабрику. Им не хочется уезжать из Малкинхампстеда. Здесь жили их деды, и прадеды, и им не хочется покидать родные места.
Ослабив бант под подбородком, она откинула шляпку назад, и ее широкие поля больше не прятали лицо Силван.
— Ну да, а отец Доналд снова заведет свою песню про отречение от себя, про покорность воле Божией. Но что бы он ни говорил, никому ни в деревне, ни на фермах не захочется смиренно глядеть на собственных детей, умирающих с голоду.
— И ты знаешь все это, хотя утверждаешь, что ты с ними не разговаривала?
Ее губы дрогнули в усмешке:
— Большого ума, по-моему, не требуется, чтобы догадаться об этом.
— Это не от ума идет. У тебя дар сочувствия другим людям есть.
— Да брось ты, какой еще дар.
— А я тебе говорю: есть у тебя дар. Ты понимаешь других.
— Нет. Тебя-то я вовсе не понимаю.
— Гм. — Ранд задумался. Они уже взбирались на холм, откуда рукой подать было до фабрики. — Ну, наверно, семейная жизнь не может обойтись без трудностей. Как бы то ни было, мы — муж и жена, и так близки, как только могут быть близки между собой два человека. Нас скрепляют общие узы, и это очень тесные, сокровенные узы.
Силван ничего не ответила.
— Мы занимаемся любовью и испробовали, кажется, все, что только можно вообразить в этом деле, но я до сих пор не знаю, о чем ты думаешь. — Обхватив за талию, Ранд повернул Силван лицом к себе.
Она выставила вперед твердый подбородок.
— А зачем тебе это знать?
— Потому что ты моя жена. Я женился на тебе потому…
— Потому что священник с твоим братом застали нас на травке, — ядовито сказала она.
— Правильно! — засмеялся Ранд. — А на травке-то мы оказались потому, что я по тебе с ума сходил. Ты завлекла меня телом и душою.
Силван вырвалась из его объятий и поспешно отступила в сторону.
— Приятно слышать.
— Я же мог и не жениться на тебе. — Это ему пришлось сказать ей в спину.
— Ну, да, конечно. — Силван опять водрузила на голову свою шляпку. — А мое доброе имя? А то, что вся округа уже про наши забавы знала?
— И все равно меня бы никто насильно жениться не заставил.
Силван расхохоталась, и в ее смехе и правда было что-то похожее на настоящую, непритворную веселость.
— Ох, Ранд. Ты что, серьезно? Не понимаешь, что у тебя не было
— У меня голова кругом идет от такой высокой оценки, да еще из твоих уст.
Она не обратила внимания на его шпильку.
— Представь себе, что сказала бы твоя мать, откажись ты жениться на мне? А как бы ты стал объясняться с братом? Или с тетей Аделой?
— Ну, они, конечно, расстроились бы, — вынужден был признаться Ранд. — Но я бы их уговорил!
— Нет, Ранд, — мягко сказала Силван. — это ты про какого-то другого человека говоришь. Вот Джеймс, возможно, способен на такое. А тебе совесть бы не позволила отказаться — И, переменив тон, спросила:
— Так что там насчет фабрики? Все оборачивалось совсем не так, как он задумал.
— Я просто хотел поговорить с тобой, посоветоваться. А ты все время прячешься в свою раковину и будто нарочно отталкиваешь меня.
— Это мое дело! — резко сказала Силван и, не оглядываясь, зашагала вверх, только дойдя до вершины холма, она остановилась и подождала Ранда.
Потупив глаза и уставившись на кончики своих туфель, Силван молча шла рядом с ним. Ранд почувствовал уныние. Легко было его матери давать добрые советы насчет того, как ему поладить с женой, а попробуй пробиться сквозь те преграды, которые она так тщательно громоздит и так ревностно оберегает. Ранд потянулся к ней, развязал ленту под подбородком и откинул шляпку на спину. Ему хотелось заглянуть ей в глаза, взъерошить волосы, поцеловать ее. Силван стояла на вершине косогора, ее распущенными волосами играл ветер, и в этот момент она была похожа на ту бойкую и покоряющую всех и вся Силван, на ту Силван, какой она была тогда, когда он ее встретил впервые.
Как бы ему хотелось, чтобы она засмеялась сейчас, поддела его, даже стукнула — все лучше, чем эта непонятная тоска в глазах. До сих пор Ранду как-то не приходило в голову, что Силван может быть несчастна. Он ведь так старательно показывал свою любовь в супружеской постели, а вот оказывается, что Силван этого мало. Значит, права мать: любовь — это что-то большее, чем соединение двух тел. Он-то знал, что Силван нужна ему, нужна каждый день, каждый час, но как убедить в этом ее. Где найти слова, которые заставили бы ее поверить в его преданность? Силван стояла неподвижно. Слезы блестели в ее глазах.
— Фабрика теперь, должно быть, сплошные руины, да?
Солнце милостиво освещало и землю, и море, бившее в развалины внизу. Прежде тут был шрам на лице земли; теперь на его месте виднелась гноящаяся рана.
Силван быстро зашагала рядом по пологому спуску, оставив Ранда далеко позади. Ее шляпку он все еще держал в руке.
— Ты в самом деле думаешь это как-то исправить? — крикнула она ему издали.
Ветер резкими порывами налетал с океана, и вот Ранд, разжав пальцы, позволил шляпе взлететь. Ветер подхватил ее, и она довольно долго парила над землей и лишь спустя какое-то время Упала в густую высокую траву.