Грешный любовник
Шрифт:
– Дверь.
Она уставилась на стену с камином. Деревянные панели тихо поблескивали. Штукатурка безупречно ровная. Резные же рамы двух картин она успела ощупать раньше и ничего не обнаружила.
– Какую дверь?
Он подошел к камину и взял кочергу. Поворошил угли на решетке.
– Ту, в которой замок, разумеется.
Кровь бросилась ей в лицо, но она рассмеялась.
На обеих картинах, старых, потрескавшихся от времени, изображались лошади, выглядывающие из деревенского вида стойл. На левой серый в яблоках конь смотрел в нарисованную даль. Позади его гордой головы и серебряной гривы виднелись пожелтевшие деревья и просторы полей. Гнедой конь темным влажным глазом смотрел с другой картины. Стойло его запиралось на висячий замок. Крошечную замочную скважину замка было почти невозможно разглядеть среди затененных предметов.
Сильвия решительным шагом подошла к картине и вставила ключ в скважину нарисованного замка. За картиной что-то щелкнуло, и она, взявшись за раму, потянула картину на себя. За ней зияла большая ниша.
– Прист-хоул – тайник, в котором прятали священников, – объяснил Дав. – Я узнал про него, когда приобрел дом. – Он взял с каминной полки свечу и зажег. – Возьми. Тебе понадобится освещение.
– Так мне позволено изгнать оттуда тьму? – спросила она. – Можно обследовать все темные углы и тайные закоулки?
– В любом случае уже смеркается, – ответил он. – А я ничего не имею против того, чтобы, ты все ясно увидела, хотя, должен признаться, мне очень интересно, что ты там рассчитываешь найти.
Дав привалился к столу, скрестив обутые в сапоги ноги. Сильвия переступила через низкий порог и оказалась в узком чуланчике вроде стенного шкафа с множеством полок. Пламя свечи колебалось, и неверный свет падал на собрание самых что ни на есть повседневных предметов. Она сняла с полки надбитое блюдо, поставила обратно. Несколько безобразных чашек. Сверток свечей про запас. Запасная кочерга, чуть погнутая. Щетка для чистки ковров. Связка старых книг.
– Какое ужасное разочарование, – заметила она. – Неужели нет никаких трупов? Никаких окровавленных крюков?
– Что, ничто не подтверждает гипотезу, что я Синяя Борода?
– Кажется, я опять сваляла дурака, – она.
– Напротив. Но тем не менее мне очень хотелось бы знать, почему ты до сих пор относишься ко мне с такой подозрительностью.
Сильвия, которая думала только о том, что вот он стоит рядом с ней, глубоко вздохнула.
– А я с подозрительностью отношусь? Ну, не потому, что считаю вас Синей Бородой...
– Осторожно, не сломай ее!
– Что? – Она опустила взгляд и увидела, что в ее беспокойных руках оказалась маленькая шкатулка. – Да почему, собственно? В ней хранятся улики, изобличающие вас как убийцу ваших жен, которые у вас, оказывается, были?
Дав отошел обратно к столу.
– Посмотри сама, если хочешь.
Сильвия вышла из маленького чулана, держа шкатулку в руках.
– Но почему?
Твердо ступая по ковру, она тоже подошла к столу и поставила на него-шкатулку, чувствуя себя очень неловкой, как ребенок, которого поймали за подсматриванием. Дав же отошел, зажег от камина тонкую свечечку, и от нее стал зажигать все свечи в комнате.
– Вероятно, совсем не то, чего ты ожидала, – предположил он.
В свое время дамская шкатулка служила пристанищем для швейных принадлежностей. Прекрасной работы и с множеством мелких отделений внутри. Крошечные ящички выдвигались. Миниатюрные перегородки раскрывались. И в каждом отделеньице лежали маленькие безделушки – ленточки, медальоны, пуговицы...
– Итак, никаких жен, – она. —? Да тут залоги любви?
– В некотором смысле. Истина одновременно и гораздо трогательнее, и страшнее.
– Вы не решаетесь сказать мне? – Ей хотелось, чтобы фраза прозвучала насмешливо, но у нее перехватило горло.
– Ну что ты! Я просто не очень хочу объяснять, потому как истина обыкновенно влечет за собой женские мелодраматические вскрикивания. Можно заподозрить, что я вызвал их нарочно.
– Нарочно?
– Всплеск дамской чувствительности часто происходит в одном шаге от ложа любви.
Она поставила шкатулку на стол, закрыла крышку, и таинственные безделушки скрылись из глаз.
– Любопытство – главный женский порок, разумеется, но вы ошибаетесь, сэр, полагая, что лично мне свойственна чувствительность. Пожалуй, мне стоит заключить с вами пари. Если вы думаете, что сумеете заставить меня плакать, то я выиграю его и пальцем не шевельнув.
– Я не могу, не погрешив против чести, принять такое пари, так как у тебя нет ни малейшего шанса его выиграть.
– А вы испытайте меня, – заявила она.
– И что ты предложишь в залог, если я соглашусь?
– Удовольствие от сознания того, что вы с успехом сумели манипулировать моими чувствами.
Он засмеялся.
– Фальшивая монета! Если ты заплачешь, то будешь должна мне поцелуй в любую часть тела по моему выбору. Если же ты зарыдаешь или упадешь в обморок, то, разумеется, завтра проснешься уже в моей постели.
– А если я выиграю?
.– Если ты выиграешь, то получишь Абдиэля.
Дав снова подошел к столу и позвонил. Лакей появился с поклоном.
– Поди найми лошадь, – приказал Дав. – Мы с мистером Уайтом едем со двора.
– Мы едем? – удивилась Сильвия. – Куда?
– Я собираюсь взять тебя с собой в Сент-Джонс. Сердце в груди у нее больно стукнуло.
– В Сент-Джонс?
– В то место, у ворот которого упорствующий в своих заблуждениях пони Таннера Бринка сбросил тебя прямо мне под ноги.
Скульптура над воротами изображала святого с ягненком и посохом, но латинский девиз прочитать уже не представлялось никакой возможности.
– Когда-то тут действовал женский монастырь, – проинформировал Дав.
Он продел поводья Абдиэля в кольцо, вделанное в стену.
Сильвия соскочила с коня, привязала его и стала подниматься по ступенькам вслед за Давом. За дверью оказался довольно жалкий холл. К ним вышла пожилая симпатичная женщина и поздоровалась. Женщина с Давом обменялись парой фраз, а затем она повела их по коридору. Экскурсия оказалась не слишком долгой. Женщина провела их по столовым, мастерским, прачечным, кладовым, кухням. Древние монастырские стены блестели чистотой побелки. Тряпичные коврики покрывали каменный пол. Чувствовалась заботливая рука.