Грейс Келли. Жизнь, рассказанная ею самой
Шрифт:
За кого могла выйти замуж моя мама, как не за самого красивого мужчину в Америке?
Мама и папа вполне достойны друг друга, силе их характеров могли бы позавидовать многие, если вообще не большинство людей. Стальная устремленность к успеху Джека Келли прекрасно дополнялась столь же твердым устремлением к раз и навсегда определенному идеалу Маргарет Майерс. Идеалом Джека Келли был спортивный, активный, умеющий делать деньги и постоять за себя человек, идеал моей мамы – столь же активная, сильная женщина, прекрасная мать, знающая, как воспитывать детей, верная жена, надежная поддержка своему мужу.
Они были знакомы почти девять лет. Почему так долго? Во-первых, мама была просто
Маргарет Майерс, для нас Ма Келли, тоже из семьи иммигрантов во втором поколении, только немецких. Строгая лютеранская семья, где дома говорили только по-немецки, чтили все правила и обычаи, строжайше относились к вопросам порядка любого рода и боготворили дисциплину. Мама вспоминала, что лет до восьми разговаривала только по-немецки, так упорно желали сохранить свои традиции и свою культуру ее родственники. Мы не знали немецкого, Ма Келли не удалось нас обучить, просто потому, что наше детство выпало на годы, когда все немецкое вовсе не было в почете.
Сама мама ради замужества с отцом перешла из лютеранства в католичество, вовсе не считая это преступлением, зато против нашего знакомства с некатоликами возражала рьяно.
Мама, как и отец, была отменной спортсменкой и, хотя в Олимпийских играх не участвовала, плаванием увлекалась серьезно. Она окончила Темпльский университет по специальности «преподаватель физвоспитания», после чего преподавала гимнастику студенткам Пенсильванского медицинского колледжа и тренировала женскую команду Пенсильванского университета по плаванию.
Таким же жизненным фетишем, как у отца гребля, у мамы был и, наверное, остается сейчас Пенсильванский медицинский колледж. Я ничего не имею против медицины и колледжа, но в детстве меня тошнило от самого названия. Все, что происходило в нашем доме, делилось на три части – одна из частей принадлежала собственно семье и дому, вторая – гребле и спортивным достижениям (бывшим отца и будущим Келла), а третья являла собой нечто под названием «Медицинский колледж». Иногда я сомневаюсь, нужна ли была самому колледжу столь бурная и всепоглощающая забота моей мамочки, не уставали ли девушки от бесконечных мероприятий и благодетельствования своей патронессы?
Мама – восхитительная блондинка с прекрасной фигурой, она не могла не привлечь внимания фотографов, но становиться профессиональной фотомоделью и заниматься рекламой считала ниже своего достоинства. И все же для «Сельского джентльмена» снялась. Подозреваю, что ее подкупила вторая половина названия.
Когда Джек Келли выиграл свою вторую Олимпиаду и уже твердо стоял на ногах, они решили пожениться. Сейчас я задумываюсь, любили ли они друг друга? В детстве не только не возникало таких мыслей, усомнись кто-то – я бы даже не поняла, о чем идет речь. Наша семья была образцовой, таковой ее сделали родители – папа, Джек Келли, и мама – Маргарет, или Ма Келли. В большей степени Ма, потому что все, что касалось дома, от порядка в нем до семейных отношений, раз и навсегда стало маминой вотчиной и вмешательству не подлежало.
Ирландец и немка составили прекрасную пару. Или только казались прекрасной?
Это очень и очень трудно осознать, я всегда гнала от себя такие мысли, но пришло время подумать. Даже сейчас я ни в малейшей степени не осуждаю ни маму, ни папу, я их любила и люблю, как люблю всех Келли. Я тоже Келли до мозга костей была, есть и буду. То, что во мне есть хорошего, – это Келли, а не очень хорошее… не знаю откуда!
Мама – тоже Келли, несмотря на то что она Майерс. Более точно пару папа найти не смог бы. Решительная, целеустремленная, всегда знающая, чего она хочет, знающая, как надо себя вести и что делать (в том числе и что думать тоже), мама всегда была надежным тылом. Аккуратная, чистоплотная, экономная на грани скаредности, блестящий организатор, помешанная на двух вещах – порядке и дисциплине и Пенсильванском медицинском колледже. К первому мы привыкли с рождения, а потому подчинялись легко, второе вызывает тошноту даже сейчас.
Компания Джека Келли построила для новой семьи большущий 15-комнатный дом на Генри-авеню в Немецком квартале Филадельфии, там было престижней жить и район побогаче. Это вовсе не означало, что семья стала ближе к немецким родственникам мамы. Подозреваю, что ей так и не простили двух вещей – перехода в католичество и того, что дети говорят по-английски и вовсе не знают немецкого.
Надо знать мою маму, если она решила, что Джек Келли годится для нее в качестве супруга, то свернуть с выбранного пути не смог бы сам президент США, не то что мнение родственников. Пожалуй, даже наличие у отца семьи и детей не смогло бы. Но ни того ни другого не было, Джеку тоже подошла такая супруга, а потому брак сложился счастливо.
Чего это стоило маме?
Сейчас, вспоминая маму в мои детские годы, я понимаю, на что она сознательно закрывала глаза и как твердо вела не только дом, но и вообще семейную лодку. То, что семья не просто состоялась, но и просуществовала столько лет, заслуга Ма Келли. Удивительная женщина, хотя многие от нее стонут, я в том числе. Она яркий пример того, как женщина может принести саму себя в жертву на алтарь семейной жизни, оставаясь при этом не просто лидером, но и настоящей главой семьи. Да-да, думаю, главой нашей семьи была Ма, хотя внешне казалось, что все вопросы решает папа. Я многому научилась у мамы, хотя и не сознавала этого.
Но по порядку.
Первой через год после свадьбы у них родилась Пегги – любимица отца. Пегги красавица и умница, очень жаль, что ее жизнь сложилась так неудачно, причем я искренне не понимаю, почему. Она высокая, красивая, спортивная, активная, у Пегги отцовское умение добиваться своего и не лезть за словом в карман. Мне всегда было до старшей сестры немыслимо далеко.
– Грейс, посмотри на Пегги! – любимый совет, который я слышала десятки раз за день.
Вернее, не так. Слышала, если меня замечали, чаще всего не замечали. Но само существование Пегги было мне укором. Я не умела, как она, держаться, я не была такой уверенной, хуже плавала, бегала, прыгала, хуже выглядела, а уж рассказать что-то, как Пегги, не могла и вовсе. И во времена нашего детства никому не приходило в голову, что сравнивать умения или внешность девочек с четырехлетней разницей нелепо, я просто НЕ МОГЛА бегать или прыгать так же, как Пегги или Келл, который родился через два года после нее. Не могла так же рассуждать, так же легко держаться.
Пегги знала свою силу и знала отношение ко мне, и пользовалась этим. Я была девочкой на побегушках, почти рабыней для старшей сестры. Подай то-то, сделай то-то, принеси то-то… Удивительно, но никого это не удивляло, к тому же Пегги всегда умела произвести нужное впечатление и выглядеть добропорядочной девочкой, заподозрить которую в злоупотреблении властью над младшей сестрой никому не пришло бы в голову. Маме точно не приходило.
И все равно мы дружили, просто пришло время, когда три сестры стали старше и нас волновали уже не взаимоотношения между собой, а наши с родителями. Сочувствовать друг дружке оказалось куда важней, чем командовать или ссориться.