Грёзы последних. Рассказ
Шрифт:
Прежде чем окончательно проснуться и открыть глаза, я прокрутил в голове увиденное только что во сне, дабы не забыть всего этого ещё до завтрака. Вспомнилось наставление моего преподавателя из колледжа, Аркадия Варламовича: «Бойтесь своих желаний – они потом будут к вам приходить во снах». Или как он ещё говорил: «Все ваши несбывшиеся фантазии и мечты, размышления и внутренние капризы отразятся в картинках грёз».
Но я знал: увиденное недавно во сне не являлось фантазией или мечтой. Это был прямой контакт с врагом – настолько умным и сильным, что мне никак не удавалось его перехитрить, победить. Встреться Бестия мне в реальности, все шансы
– Доброе утро, сын, – донёсся голос отца.
Я открыл глаза, посмотрел на часы, что стояли на прикроватной тумбе – было почти восемь утра. Затем перевёл взгляд на отца. Тот, укутавшись в свой старый махровый халат, с задумчивым видом сидел на краю моей кровати, поглядывая на меня. По его уставшему виду было понятно: он не спал всю ночь, защищая сон своей семьи, а точнее, оберегая возможность каждого из спящих вернуться в реальность живым.
– Доброе утро, пап, – ответил я.
– Как спалось? – спросил он. – Вижу, причина твоего пробуждения – не будильник.
Пока я думал, что ответить, часы затрезвонили – это сработал будильник, заведённый на восемь утра.
– Грёзные, – сказал отец, предвидя мой ответ.
Я кивнул, затем спросил:
– Зачем нам всем эта война, если и людей-то почти не осталось?
– Тебе это известно не хуже других, – ответил отец. – Скажу честно: меня всё чаще стал настораживать твой настрой. Ты уже взрослый. Совершеннолетний. Но продолжаешь витать в облаках. А нужно защищать реальность. И, кстати… – отец глянул на меня с прищуром. – До того, как твоё тело начало дёргаться во сне, перед пробуждением, ты что-то бормотал и даже улыбнулся. Что тебе снилось? С кем там разговаривал?
Я дёрнул плечом, ответил:
– Помню только, как меня сбил паровоз.
– Доброе утро, – поздоровалась с нами София, нежась и потягиваясь в соседней кровати.
«Прощай, утреннее спокойствие», – подумал я, кивая своей семилетней сестрёнке, истинной занозе в одном очень сокровенном месте многих, живущих в коммуне.
– Сегодня я летала над океаном, – сообщила она и раскинула в стороны руки, изображая крылья. – Огненные шары, что падали с неба, меня не задели. Я ловко уворачивалась. А потом, – она глянула на часы, – меня разбудил будильник.
– Молодец, дочка, – отец улыбнулся ей.
Потягиваясь и зевая, София ловко выпрыгнула из-под одеяла на пол и со всех ног помчалась в уборную, по пути выкрикивая:
– Я первая! Я лучше Гектора! Бе-бе-бе. Меня не убили во сне!
Дух соперничества управлял этой лохматой девочкой в розовой пижаме с тех самых пор, как она научилась ходить. Если честно, меня это немного раздражало, а может, я злился не на неё, а на отца, за его бесконечные укоры и сравнения меня с каждым. Хотя, если говорить откровенно, учитывая таланты Софии, в будущем она вполне может получше многих освоить управление сновидениями, – тут я солидарен с отцом.
– Умывайтесь и идите завтракать, а я немного посплю, – сказал отец и, тяжело вздохнув, добавил: – Ваша мать, уже час, как на кухне кашеварит. Сегодня грёзные её лишили сна ни свет ни заря.
Слушая отца, я разглядывал оберег – ловец снов, сделанный матерью собственноручно и повешенный в спальне, над самыми дверями. Визуально он выглядел как обруч, обмотанный разноцветными нитями в виде паутины и птичьими перьями. Это делалось для того, чтобы добрые сновидения воплощались в реальность, a плохие, запутываясь в сетях, сгорали на рассвете от лучей утреннего солнца. Как и многие, мать верила в это. Но не я… Потому как на деле оберег не давал никакой защиты. Наоборот, он вселял ложную надежду, способную притупить бдительность тех, кто ложится спать.
2
Выйдя из комнаты, я направился на кухню. Шагая по коридору, то и дело приходилось здороваться с приветливыми соседями, кивая и любезничая в ответ. Из-за каждой приоткрытой двери доносилось: «Доброе утро, Гектор», «Новый день – новый шанс» и много других подбадривающих и приветственных фраз. Люди в нашей коммуне старались быть ближе друг к другу, сплочённее. Так было проще оберегать существование привычной реальности. Но в данный момент мои мысли были заняты не глобальной проблемой выживания, не желанием позавтракать или предстоящим экзаменом… Я обдумывал увиденное во сне. Проматывал его снова и снова, стараясь не упустить не единой детали, особенно в финальной сцене, когда эта бледная Бестия вышла на свет. Мне хотелось запечатлеть в памяти её черты лица, так сказать, чтобы знать врага в лицо. Пусть оно было окаймлено темнотой, частично засвечено светом фонаря и прикрыто прядями волос…
– Далеко собрался, сынок? – вдруг услышал голос матери.
До меня не сразу дошло, что, погрузившись в размышления, я прошёл мимо кухни, даже не заметив сидевших там.
– Всем привет, – шаркая по полу подошвами шлёпанцев, я подошёл к одному из круглых столов и, выдвинув из-под него табурет, уселся на него.
Кроме матери, на кухне были София и мой друг и одногруппник Алекс – семнадцатилетний мечтатель-блондин, одевающийся под стать своим мыслям: легко и пёстро. Гавайские рубашки с короткими рукавами, широкие брюки, нелепые шляпы или цветастые бейсболки… Если верить его словам, так он пытался сделать жизнь ярче, воспринимая каждый новый день как праздник.
– Твоя сестрёнка говорит, что сегодня ты улыбался во сне. Это правда? – с ходу начал расспрашивать Алекс, ставя на стол тарелку с кашей и пододвигая табурет поближе ко мне. – Чего молчишь? Рассказывай давай. Я ж никому ни слова, ты меня знаешь. Зуб даю, – он постучал ногтем по переднему зубу.
Можно подумать, я его выбью, если он решит проболтаться.
– Улыбался, не улыбался, – отмахнулся я и, перейдя на шёпот, заговорил:
– Мне удалось потянуть время, вырваться из одной западни. Правда потом угодил во вторую, более жёсткую. А ещё… Она говорила со мной, прежде чем… – я провёл ребром ладони по шее, давая понять, что в итоге Бестия расправилась со мной, как и всегда.
– Грёзная вышла на контакт с реалом?! – удивился Алекс.
– Говори потише, – попросил его я.
Скажу честно, мне не нравится слово «реал», но именно так нас чаще всего называли враги. Хотя были и другие варианты: солнцелюбы, пережитки прошлого или же просто мулаты. Несложно догадаться, почему все эти слова относились к приверженцам реальности. Ведь все мы искренне радовались солнцу и любили настоящую жизнь. В ответ постояльцы коммуны обзывали противников бледными, грёзными, пещерниками, а то и убийцами реальности. Крайне редко самые просвещённые именовали их слепыми приспешниками дьявола, потому как большая часть грёзных отказывалась смотреть на реальность, лишая себя зрения. Они выкалывали себе глаза, чтобы не видеть реальность. Старались большую часть суток проводить в снах. Взаимные оскорбления и желание убить друг друга довели человечество до того, что осталось лишь две общины на всей земле. По крайней мере, за последние пару лет исследовательским отрядам не удалось обнаружить других ценителей реальности, из чего складывалось ощущение, что на земле не осталось других выживших, только наша коммуна и прятавшиеся по пещерам враги, количество которых нам было и остаётся неизвестно.