Гриф
Шрифт:
Закон, в том числе и воровской, — что дышло, куда повернешь, туда и вышло. И всегда, от любой операции 10 процентов он снимал с чистой прибыли и переводил в свой фонд. Вначале его так боялись, что, узнав об этом, не решались поставить вопрос на воровском сходняке — что это за персональная правда у Грифа? А потом как-то привыкли, что у Грифа в воровской структуре — свое, особое положение. И никто даже не заикался насчет того, что не по закону. Для воров, что Гриф сказал, то и закон.
Казалось бы, — вору в законе западло учиться, работать.
Грифу было можно.
Он не покупал свои кандидатскую
Но разве Грифа остановишь? Он стал проводить опыты на насекомых, на мышах, на крысах. Вам жаль мартышек? Я буду использовать в опытах крыс. Крыс никому не жалко.
Это уж потом у него появился свой институт.
Как появился, так и пропал бы. После 1991 года институт всесоюзного значения стал хиреть, денег не хватало на зарплату, не говоря oб опытах и экспериментах.
Он с грустью оглядывался на здание института, когда покидал его поздно вечером.
Раньше светились все окна научно-исследовательского корпуса: молодые аспиранты и ассистенты допоздна работали над кандидатскими, кандидаты — над докторскими, доктора и профессора высиживали свои нобелевские премии.
Теперь же ни одно окно научного корпуса не светилось за его спиной.
И тогда Гриф — вор в законе, не лишенный этого звания, но формально отошедший от воровских дел, доктор медицины, член-корреспондент Академии медико-биологических наук и Международной академии информатизации, сделал то же, что сделал в Грузии его старый приятель по Магадану, вор в законе Джаба Галактиони. Джаба по кличке «Тигр», защитив докторскую по литературоведению, став ведущим театроведом, специалистом по Шекспиру в Грузии, вдруг вернулся к жизни веселого разбойника, создал крупную криминальную структуру — не для личного обогащения, а во имя спасения Родины.
"Чем я хуже Джабы", — подумал доктор медицины профессор Моров. И снова стал вором в законе по кличке Гриф, создал бригады, силовые группы, систему разведки и контрразведки, набрал туда не только воров-рецидивистов, но и бывших сотрудников КГБ-ФСБ, ГРУ, МВД.
И тоже — во имя спасения Родины.
Но вначале он спас свой институт.
Криминальные деньги позволили сотрудникам института развернуть большую исследовательскую работу. А ведь наукой в стране уже никто не занимался. И вот профессор Моров начал проводить опыты по зомбированию на приматах. Пара сотен обезьян разных пород была в распоряжении его ученых.
Сам он и его ближайшие помощники сделали тем временем еще один шажок к «нобелевке» — они начали проводить опыты на людях. Вначале, закупая материал — приобретая право на эксперимент, как получают медики право воспользоваться почкой или поджелудочной железой в случае естественной смести гражданина, подписавшего с институтом соответствующее соглашение.
Дальше проще. В целях экономии бригады стали доставлять в институт граждан, не спрашивая на то их согласия.
До нобелевской премии оставался всего шаг, когда Морову пришла в голову еще одна гениальная идея.
Какой смысл добиваться «нобелевки» с ее жалким денежным призом, если он может реализовать уже
Вначале он попробовал в социально взрывных регионах. В связи с эпидемией гриппа в один из сибирских городов из Москвы эшелоном прибыли машины "скорой помощи". Но вовсе не для борьбы с эпидемией.
В машинах не было ни докторов, ни лекарств, ни медицинской техники. В них сидели приехавшие из столичного НИИ технари и, настроив аппаратуру на нужную волну, регулировали мощность изучаемых волн.
Только и всего.
Через неделю в небольшом горняцком городке были назначены выборы мэра.
90 процентов голосов имели в этом городке коммунисты, еще 5 процентов мог получить ставленник ЛДПР, и то в значительной степени благодаря созданной бесплатно водке «Жириновский». Избирком нарушений в акте раздачи водки не усмотрел. 5 процентов имели «яблочники» — в основном благодаря учителям школ, трем журналистам местной многотиражки и пяти библиотекарям. Правда, если быть точными, одно место, один голос за мэра другого, более крупного, города мог подать местный предприниматель Полыхаев, в силу того, что его фирма по производству колготок получала новейшее сырье из АОЗТ «Структура» из Москвы. Но оказать какое-то серьезное влияние на расклад сил в городе предприниматель не мог, даже обещая премии сотрудникам своей фирмы
— Сибиряки не продаются, — гордо ответили ему подчиненные и проголосовали частично за местного лидера КПРФ, бывшего первого секретаря райкома партии, открывшего после победы капитализма в крае небольшой пивной заводик на скопленные членские взносы; частично — за представителя ЛДПР, потому что честными, конечно, быть приятно, но водки халявной тоже хочется, тем более накануне дня Советской Армии.
А выбрали директора, точнее, владельца местного рынка «Тайга», Вована Хлебосольцева, имевшего за спиной пять классов, три года СПТУ и пятнадцать лет мордовских и сибирских лагерей.
Конечно, кое-кто Вована уважал, кое-кто побаивался. Но чтобы вот так.
— Да что ж такое, мужики, — обижались коммунисты на митингах. — Мы к вам со всей душой, а вы…
— Черт попутал, — отвечали сибиряки, недоумевавшие, почему в момент свободного волеизлияния, в душной кабинке, поставленной перед 2 классом «Б» городской школы, они вычеркнули всех кандидатов в мэры и вписали Вована.
Центризбирком опротестовал решение районной избирательной комиссии. Ошарашенный Вован, с подачи дорогого московского адвоката, подал в суд. Выиграл районный уровень, областной и на широте Верховного суда доказал, что народ имеет право избирать лучшего.
— Или у нас нет Конституции? — яростно вопрошал в суде хорошо оплаченный адвокат? — Или народ не избрал единогласно (небывалый случай для страны, раздираемой политическими противоречиями) своего истинного лидера, лицо, можно сказать, русского капитализма? Ну и что, что сидел? От тюрьмы да от сумы на Руси испокон веку не зарекаются. Ради чего проливали мы кровь на баррикадах? Ради демократии… И наша просвещенная народная демократия должна внести свой окончательный вердикт: народ его избрал! И мэр должен утвердить эту кандидатуру.