Грифоны Васильевского острова. Попаданец в альтернативное время
Шрифт:
Матвей вышел из комнаты в коридор, произнес комбинацию цифр, которую заучил наизусть. И оказался во дворе аптеки Пеля, перед вентиляционной трубой. От избытка чувств, что благополучно вернулся, на глазах выступили слезы. Как там у Державина? «И дым Отечества нам сладок и приятен!» Осмотрел себя. Слава богу, что не в тунике, а в своей привычной одежде. Голоден, как волк зимой, потому поторопился домой. По пути мысль мелькнула, а не грезится ли все произошедшее? Может, не переносился он никуда, в другое время или страну, а все увиденное лишь плод воображения, вызванный сочетанием цифр? Да не похоже, иначе откуда после Родоса в кармане оказалась склянка с эликсиром жизни? Причем то, что там не вода, уже имел возможность дважды
Дома все привычно, обыденно. Мать на кухне хлопочет, Мари за шитьем сидит, отец сапоги ремонтирует, подошву подбивает. Занимался когда-то сапожничеством, подмастерьем был, навыки остались.
После возвращения Матвея сели за стол. Всегда старались за стол садиться вместе, так принято было. Глава семьи читал «Отче наш», потом в тишине ели. Еда – это серьезно, отношение к хлебу почтительное. Хлеб – всему голова! Потому что не у всех, либо не каждый день, на столе были похлебка и кусок хлеба. А уж если мясное, так это просто праздник. Хоть и трудно порой было, но в государстве порядок и вера, что завтра будет лучше. Стабильность – вовсе не застой!
Наступил следующий день – воскресенье. С утра сходили в церковь на заутреннюю молитву, потом завтрак всей семьей. Когда все по делам разошлись, проверил свой тайник. И деньги на месте, и эликсир. Лег на топчан, сразу воспоминания нахлынули о Галене, об эпидемии. И какая же благодать оказаться дома, где все стабильно и нет причин для волнений! Впрочем, в Петербурге тоже бывали годы, когда город тонул в наводнениях. Люди гибли, животные: лошади, коровы, собаки. В иной год и по два наводнения случалось.
После встречи с инквизицией и после Родоса с графом Тревизо Матвей был полон впечатлений, но не задумывался, почему туда попал. Цифровая комбинация, написанная на трубе, занесла. Это еще счастье, что вернулся, финал мог быть печальным. А сейчас, после эпидемии, задумался. Почему именно эти события? Судьба проверяет его на способность выжить? На крепость духа? Или готовит к еще более серьезным испытаниям? Так ведь сделал уже полезное дело, помог Галену и римским императорам с защитой от оспы. А ведь знания поверхностные о прививках были. Кое-что читал да невольно слышал разговоры, когда к Пелю приходили доктора и обсуждали медицинские казусы. Постепенно какие-то знания запоминал. Конечно, даже до фельдшера далеко по знаниям, как и до сестры милосердия. Но интерес проснулся, решил брать в библиотеке Пеля не только книги по алхимии или о занятных событиях, но и по медицине. Вдруг пригодится?
После трех путешествий во времени и пространстве Матвей останавливаться не думал. Это очень увлекательно, потрясающе познавательно, как наркотик. В аптеке продавали кокаин и морфин для больных. Однако некоторые употребляли эти лекарства для удовольствия. Правда, смотреть на них во время ломки было неприятно. Поговаривали, что морфинисты долго не живут, превращаются в ходячие развалины.
Побывав в разных временах и странах, Матвей в душе завидовал Пелю. Уж он-то наверняка повидал намного больше и, если жив до сих пор, стало быть, находил выход из сложных ситуаций. И еще вопрос возникал: неужели Пель создал все сам? Что это? Темное чародейство? Или какие-то силы свыше подсказали, направили? Одни ли они с Пелем путешествовали, либо еще кто-то пробовал? Мелькала несколько раз догадка, уж не масоны ли? Ведь после разгрома иоаннитов на Родосе, а потом на Мальте рыцари перебрались в Россию. Так что спасением Мальтийского ордена госпитальеры обязаны императору Павлу I. Орден преобразовался в Общество вольных каменщиков – так себя называли масоны. Вступить туда по собственному желанию, как раньше рыцари, невозможно, члены ложи сами выбирали кандидатов. Поговаривали, что ложа действовала и великий магистр находился в России. До поры до времени Матвей не интересовался политическими движениями, кружками, партиями.
А еще он думал, не отнести ли в университет, в химическую лабораторию на исследование, эликсир жизни. Но побаивался. Вдруг создадут по образцу подобное в больших количествах, будут применять бездумно, да еще и за большие деньги.
Все свободное время Матвей читал книги из кабинета Пеля: по медицине, исторические, про другие страны. Даже Пель заметил:
– Ты что-то книгочеем заядлым стал, Матвей.
– Разве это плохо? Мне нравится.
Так и подмывало спросить хозяина, зачем он на трубе цифровые комбинации написал. Ведь их любой может прочитать и оказаться далеко от родного города, да еще и попасть в стародавние времена. И хорошо, если догадается цифры запомнить и повторить. А если нет, так и останется навсегда в том времени и месте, унесет с собой тайну переноса в могилу. Потому как приспособиться к резким переменам не каждый сможет, особенно женщина. В любые времена для женщины кормильцем являлся муж. Она не могла сама завести свое дело – торговлю, ремесло, заключать сделки, участвовать в выборах сельского старосты или посадника. Исключениями были Новгородская, Псковская и Вятская республики. Но все домашнее хозяйство держалось на женщине. Повезло, если муж доставался ей трудолюбивый, смекалистый и непьющий. И разводов не было, они церковью не поощрялись ни в одной религии. Редкие исключения были для государей, как правило, после смерти супруги. Иначе как продлять царский род?
И чем больше читал Матвей, тем интереснее становилось. Мать заметила:
– Ты бы книжки поменьше читал.
– Это почему?
– Ослепнешь. Моя бабка книг отродясь не читала, так в свои восемьдесят нитку в иголку вдевала.
Это правда. Матвей сам не раз видел, как ученые люди – учителя, врачи, даже студенты университетов – носили очки. С одной стороны, сразу видно человека грамотного. А если к очкам шла в придачу еще и шляпа, так его и вовсе называли «антилигент». В моде у женщин были лорнеты, эдакие пенсне на ручке. Довольно неудобно, одна рука занята. Мужчины носили пенсне, а некоторые – монокли, на один глаз, если зрение ухудшалось в одном глазу.
И все же Матвей чтения не оставлял, с работы – домой, потом ужинал и за книгу. Мать выговаривала ему, когда наедине оставались:
– Ты посмотри, какая девушка рядом! Труженица, красавица, скромница. Нет чтобы внимание обратить, поухаживать. Да пошел бы с ней в город, показал Александро-Невскую лавру либо Исаакий, по Летнему саду погулял бы. Возраст у нее самый подходящий.
– Для чего?
– Вот дурачок-то, прости Господи! Для замужества. Ладная девка, хорошая жена получится.
– Рано еще мне!
– Уведут же девку!
– Погожу маленько.
Все верно мать говорила, умом Матвей понимал. Но семья – дело серьезное. Он тогда главой семьи станет, надо будет обеспечивать. Вроде как не созрел. Да подсказал бы кто, что это только кажется, что жизнь длинная, все еще впереди и все успеешь. На самом деле летит стремительно, причем с каждым годом ход ускоряет. Только двадцать было, планы строил. А уже и тридцать, а трети намеченного не сделал. Как-то один занятный старик сказал в аптеке: «Жизнь прожить – как дверью хлопнуть». Не поверил Матвей. Иной раз неделя тянется, как резина. А зря не поверил. Старик тот и молодым был, и зрелым, и до почтенного возраста дожил, и про опыт свой поведал.
– Кстати, а где Мари? – спросил у матери.
– Набожная девушка, пошла в церковь Параскевы Пятницы.
Матвей даже удивился. Вроде раньше особой набожности за Мари не замечал. Наверное, испугали иезуиты. Господом прикрывались, в грехах обвиняли, которых не было, сжечь пытались. После такого мало у кого вера во Всевышнего останется. Матвей хоть в церковь и ходил, а вера его поколебалась. Если Господь видел, то почему не помог в трудную минуту? Хотя говорил как-то пономарь: «Господь поругаем не бывает. Сам, значит, заслужил».