Гримпоу и перстень тамплиера
Шрифт:
— Огонь — единственный, но беспощадный враг, которого ты сможешь здесь встретить. Когда останешься один, ты должен быть крайне осторожен, когда будешь зажигать и тушить светильники, — предупредил монах, садясь с усталым видом на табуретку у одного из столов в углу комнаты.
Гримпоу сел напротив.
— Вы хотите меня здесь запереть? — спросил он, предчувствуя тоскливое одиночество плена.
— Лучше здесь, нежели в подземелье, кишащем крысами и тараканами. Я не знаю места надежнее, где бы эти цепные псы, приехавшие сегодня ночью, не смогли бы тебя найти, — сказал монах.
— А Дурлиб? Что с ним случилось? — с грустью спросил Гримпоу.
Старик понурил голову, и по печальному выражению его лица Гримпоу понял, что монах не скажет ничего обнадеживающего.
— Точно я не знаю, но вполне возможно, что как раз сейчас твой друг уже под стражей в одном из таких подземелий, о которых я тебе говорил, и ждет, когда его будет допрашивать Бульвар де Гостель.
Услышав эти слова, Гримпоу почувствовал, что кинжал мертвого рыцаря, который он тайно носил на поясе, будто впился в тело, причиняя страшную боль. С того самого дня, когда они нашли труп на снегу и он взял камень в руки, Гримпоу предчувствовал, что его подстерегает какая-то беда, а сейчас он уже не сомневался, в чем причина его несчастий.
— Как вы думаете, что могло произойти с Дурлибом? — спросил юноша, обеспокоенный судьбой своего друга.
— Это ведомо только Всевышнему.
— Кто вы такой и почему думаете, что инквизитора Лиона и солдат короля Франции может интересовать такой проходимец, как Дурлиб, и юнец вроде меня, родом из бедной деревушки Обернальт? — не отставал Гримпоу.
Монах глубоко вдохнул, как рыба, выброшенная на берег; Гримпоу даже подумалось, уж не страдает ли он какой-то болезнью, от которой тяжело дышать, ведь он уже далеко не молод.
— Мое имя Ринальдо Метц. Родился я десятого сентября тысяча двести двадцать восьмого года. В этом аббатстве я состою хранителем библиотеки уже более четырех десятков лет. Если хочешь, можешь называть меня братом Ринальдо, — сказал монах, явно гордясь своим именем и происхождением.
Гримпоу не знал, как ему удалось подсчитать, но сразу же понял, что старику уже исполнилось восемьдесят пять. Он ощупал свой камзол и наткнулся на рукоятку кинжала, который Дурлиб отдал ему перед тем, как закопать под крестом на дороге переметную суму мертвого рыцаря. Гримпоу подумал, что кинжала будет достаточно, чтобы держать монаха на расстоянии, если тот намеревается как-нибудь навредить. На мгновение ему пришла в голову абсурдная мысль, что брат Ринальдо Метц, возможно, сумасшедший, несмотря на свое кажущееся благоразумие.
— Хорошо хоть, что вы мне не говорите, что за нами охотится инквизиция, — проговорил Гримпоу, прервав молчание монаха.
— Известно, что один рыцарь ордена тамплиеров, которого Бульвар Гостель преследует еще от Лиона, намереваясь арестовать, по всей видимости, вчера добрался до этих гор, спасаясь бегством. Монах доминиканского ордена и солдаты сопровождения нашли принадлежавшего ему жеребца у самого входа в долину, со следами зубов диких зверей на ногах, волка, рыси или медведя — неизвестно. У лошади чуть ниже сбруи выжжено клеймо с одним из странных символов, принадлежащих ордену тамплиеров.
Гримпоу впервые слышал о рыцаре-тамплиере, да и о самом ордене тоже, хотя чувство было такое, будто в глубине он уже знал эту историю.
— Рыцарь ордена тамплиеров, говорите? — переспросил он.
— Именно так. Ты еще слишком молод, чтобы знать о них, но давным-давно было время, когда подвиги рыцарей Храма Соломона прославляли во всех христианских королевствах.
— Ни я, ни Дурлиб ничего не знаем об этом рыцаре, о котором вы говорите, и никогда не видели никого в горах, — соврал Гримпоу, не осмеливаясь рассказать брату Ринальдо правду о трупе, который они нашли на снегу, о драгоценностях и о послании в переметной суме мертвого рыцаря, о камне и том, каким образом тело рыцаря пропало прямо у них на глазах.
— Мне врать не обязательно, я всего лишь хочу помочь тебе вырваться из лап этого злобного монаха. Инквизитор Бульвар Гостель знает, что Дурлиб отдал настоятелю несколько отчеканенных серебряных монет со знаками ордена тамплиеров в обмен на пару лошадей.
— Откуда вам это известно?
— Мало что происходит в стенах аббатства Бринкдум, о чем у меня нет сведений, — с загадочным видом ответил монах. — Но сейчас это не имеет никакого значения.
— Так настоятель нас выдал? — допытывался у монаха Гримпоу.
— Именно, — подтвердил брат Ринальдо, — но он рассказал доминиканцу только о Дурлибе, а о тебе — ни слова.
— Но зачем же?
— Из страха перед клеймом инквизиции.
Гримпоу едва не закричал от гнева, когда представил себе, что может случиться с Дурлибом в руках палачей инквизитора Лиона. Он точно не знал, что собой представляет суд инквизиции, за что пытают и сжигают живьем на костре так называемых еретиков, но однажды Дурлиб объяснил ему, что церковь преследует до смерти ведьм, чародеев, мудрецов, всех нищих монахов, которые отвергают ее богатство, доктрину и культ. Однажды подобное случилось, когда они только познакомились с Дурлибом. В городке Ульпенс стоял жаркий, не предвещавший ничего хорошего летний день, и они увидели в повозке беднягу, одетого в лохмотья, запачканные кровью, со связанными руками и деревянным крестом, который едва удерживали руки. Через огромную открытую рану на голове можно было видеть мозг, спутанные волосы засохли от крови, а перебитые ноги свисали со скамьи, к которой он был привязан. Пара барабанщиков сопровождала отряд солдат, который вел осужденного на костер из бревен, приготовленных на площади, где его и сожгли заживо под вопли самого еретика и радостные возгласы тех, кто лицезрел его невыносимые муки.
— Отведите меня к этому Бульвару Гостелю, я расскажу ему всю правду о рыцаре ордена тамплиеров, которого он ищет, — сказал Гримпоу, пришедший в уныние от одной мысли, что с его другом Дурлибом может произойти то же самое, что и с тем бедолагой.
Брат Ринальдо посмотрел на него с сочувствием.
— Неужели ты думаешь, что так вы оба сможете избежать смерти? — спросил монах.
— Не знаю, но так я хотя бы спасу своего друга от пыток. Я не прощу себе, если Дурлиб пострадает по моей вине.
— Ты должен перестать думать о том, что не в твоих силах изменить. Дурлиб сумеет защитить себя. А сейчас скажи-ка мне, — монах помолчал, будто гадая, как точнее сформулировать вопрос, и произнес: — Вы напали на рыцаря в горах, чтобы украсть у него серебряные монеты?
На мгновение Гримпоу подумал было соврать, сказать, что рыцарь предложил монеты в обмен на помощь, но какое-то подспудное чувство подтолкнуло его рассказать брату Ринальдо правду.
— Нет, я нашел его уже мертвым. Когда я возвращался домой, поймав несколько кроликов у водопадов в долине, он лежал на снегу рядом с нашей хижиной. Дурлиб предположил, что он, возможно, отбился от своего отряда и потерялся в горах из-за тумана. Должно быть, он умер ночью от холода.