Гримпоу и перстень тамплиера
Шрифт:
Девушка с нежностью провела указательным пальцем по руке Гримпоу. Юноше подумалось о любовных ласках, о которых столько говорил Побе де Ланфорг и которые ему так хотелось познать.
— Моя мать умерла очень давно, — снова соврал Гримпоу, чувствуя, его пробирает дрожь.
— Однако ты не одинок. Те, кто идет с тобой, защищают тебя и скользят по твоей жизни, будто узелок по веревке.
— Я не понимаю, — признался Гримпоу.
— За тобою присматривают, но помочь готовы не всегда, — объяснила девушка, помолчала, зажмурившись, словно заглядывая за пределы яви, и наконец произнесла: — Ты устал от вопросов, на которые нет ответа, и надеешься
С каждым мгновением лицо девушки становилось все резче и словно темнее.
— Кто вы? Чего вы хотите от меня? — растерянно пробормотал Гримпоу.
Несмотря на рокот барабанов, юноше почудилось, что город затих и слышен лишь голос юной незнакомки. Даже гам толпы с факелами и в масках диковинным образом отдалился, как будто все это был мираж. Он видел судорожные движения и кривляния, дерганье рук в свете факелов, однако не слышал ничего, кроме опьяняющего шепота девушки.
— Иди в собор и постучись три раза в дверь справа, где стоят статуи мудрых дев, — сказала та, не отпуская его руки. — Человек, которого ты ищешь, хочет с тобою поговорить. Приходи один, иначе никогда его не увидишь. — Она провела рукой по ладони Гримпоу, будто подарив последнюю ласку, и растворилась в беснующейся толпе.
С моста был виден силуэт страсбургского собора, слабо освещенного лунным светом. Юноша вновь попытался высмотреть Хунна, но окружавшая толпа представляла собой плотную массу безликих тел, обезумевших от демонического обряда, устроенного с позволения епископа ради успокоения грешных душ.
Гримпоу, расталкивая встречных плечами, выбрался из толпы и направился безлюдными и темными улицами к собору, размышляя о том, не расставили ли ему ловушку, чтобы завладеть камнем. Искать Аидора Бильбикума по всему городу казалось единственной возможностью найти того, кого уже нет, но, возможно, тем самым они невольно выдали, что камень у них и что они ищут секрет мудрецов. А если, как говорил Хунн, в Страсбурге полным-полно тайных обществ, любой мог догадаться об их уловке и попытаться завладеть камнем. Плутов везде хватает, и, быть может, у кого-нибудь хватило ума устроить засаду, он придет в собор, а его схватят и начнут выпытывать все, что он знает о камне и о секрете мудрецов.
Предаваясь раздумьям, Гримпоу дошел до собора. По углам площади горело несколько факелов. Юноша увидел статуи трех женщин рядом с неким мужчиной. Должно быть, те самые мудрые девы, о которых говорила незнакомка. Он подошел к двери, сильно постучал три раза, в такт бешено колотящемуся сердцу. Гримпоу не знал, что ждет его в церкви, но отступить уже не мог. Уйди он сейчас, возможность услышать голос теней может больше и не выпасть, а поиск секрета мудрецов останется незавершенным.
Дверь открылась со скрипом, но никто не вышел навстречу. Гримпоу подождал какое-то время, всматриваясь во мрак, и вдруг различил тусклый огонек в глубине собора. Он шагнул вперед, хотя колени подгибались от страха. Надо было предупредить Сальетти, подумал он, пусть предсказательница и говорила, что его ждут одного.
Слабое пламя церковной свечи освещало центральный неф. Гримпоу приблизился к источнику света, его лицо проступило из мрака, и тогда он услышал голос, исходивший из темноты.
— Кого ты ищешь?
Гримпоу, довольный тем, что услышал голос теней, огляделся, тщетно пытаясь понять, откуда исходит голос.
— Аидора Бильбикума, — просто ответил он.
Голос откликнулся, будто эхо:
— Аидора
— Я знаю, — согласился Гримпоу.
— Я думал, придет Джакопо де Эсталья.
— Джакопо де Эсталья замерз зимой в горах близ аббатства Бринкдум, — смиренно ответил Гримпоу.
Настало молчание, и юноша воспользовался этим, чтобы задать свой вопрос.
— Что за девушка велела мне сюда прийти?
— Просто девушка, переодетая ведьмой, чтобы остаться незамеченной в Ночь колдовства, — ответил голос и тут же спросил: — Зачем тебе нужен Аидор Бильбикум?
— У меня для него послание.
— Можешь передать мне.
— На небе есть свет и тьма.
— Ты был в Долине солнца?
— Да, в крипте церкви Корниля.
— Как тебе это удалось?
— Я провел ключом по надписи и по знаку.
— И что случилось?
— Открылся склеп без тела.
Гримпоу понимал, что голос, который с ним говорит, принадлежит человеку, никак не призраку, но ему почему-то хотелось как можно скорее выйти из мрачного собора.
— Камень у тебя с собой? — спросил голос.
— Да, — ответил Гримпоу без раздумий. — Хотите его забрать?
— Нет, камень выбрал тебя, — ответил голос.
— И что я должен делать?
— Истолковывать секретные знаки, как и прежде. За этой свечой ты найдешь полный текст той страницы, которой не хватало в манускрипте Аидора Бильбикума.
— Откуда он взялся?
— Я нашел его в мастерской одного местного жителя, очень-очень давно.
— Гуриельф Лабокс тоже умер, — сказал Гримпоу.
— Значит, только мы двое живы, — ответил голос из мрака. — Поэтому ты должен найти секрет мудрецов и сделать так, чтобы он стал доступен другим, чтобы человечество познало свет мудрости, а не прозябало во мраке суеверий и невежества.
Гримпоу подошел к подсвечнику, на котором стояла большая свеча, и нашел за ним, на каменном полу собора, лист пергамента. Он поднес лист к свету и прочитал:
Ты за знаками последуй, Отыщи укромный угол, В коем жизнь и смерть едины. Дар бессмертия обретши, Ты Незримый Путь увидишь. К острову Жирап дорога, Где несметно чудищ разных. Ты найди в ногах у беса Откровенье слов последних. Дальше ты пройди колонны, В лабиринт вступи и семя Посади, и пред глазами Прорастет цветок прекрасный.— Это очередное зашифрованное послание! — воскликнул Гримпоу, но голос теней ничего не ответил.
В бочках
На обратном пути к постоялому двору Хунна, возвращаясь по узким и темным улицам, окружавшим собор, Гримпоу наткнулся на группу солдат, похоже, тоже праздновавших Ночь колдовства, но по-своему. Один напевал мелодию, которую Гримпоу слышал от Дурлиба в лесах Ульпенса, а другие брели, шатаясь, со шлемами набекрень, и клинки их волочились по земле. Юноша молча прошел мимо, а солдаты его и не заметили, ибо напились так, что дома колыхались у них перед глазами, будто они плыли по бушующему морю.