Гробница древних
Шрифт:
Ряды изображений и символов на его руке перемежались с многочисленными шрамами. Эти знаки и символы напоминали значки и рисунки скорописи, которые использовал Бенну в своем дневнике. Их было трудно прочесть, но мне все же удалось разобрать несколько символов.
Старший сын, принадлежащий Луне
– Мне так жаль, – тихо сказала я. – Я и представить себе не могу…
– Конечно можешь, – усмехнулся он, прикрыв сонные фиолетовые глаза. – Жить – значит быть проклятым. Часто нашим проклятием становится то, чего мы изменить не в состоянии. Шрамы и кошмары – вот что нас объединяет, эйачу. Думаешь, Мэри видит идеальные сны? Ее любовь далеко – может быть, в опасности. Она долгие месяцы была заточена в темницу твоим отцом. Нет, Луиза, кошмары приходят ко всем нам.
Мне стало стыдно за то, что я думала, будто я единственная мучаюсь, стоит мне только закрыть глаза. Я не видела сочувствия ни от родителей, ни от бабушки с дедушкой, ни от кого-то в той ужасной школе Питни.
– У меня так мало приятных воспоминаний! Еще ребенком я видела только упреки и пренебрежение. Родителям я была не нужна, дед с бабкой и вовсе от меня избавились. Теперь выясняется, что мой родной отец гораздо хуже того пьяницы, которого я пыталась любить в детстве, – со вздохом пожаловалась я Кхенту. – Так что же мне делать?
Кхент снова откинулся на койку, взял одеяло, свернул его и подложил под голову вместо подушки.
– Повернись к кошмару лицом, эйтехт, не убегай. И ударь его ногой прямо в зубы.
Я улыбнулась и покачала головой. Какое-то непродолжительное время я думала, что мое сердце принадлежит застенчивому, но вдумчивому Ли. После нашего разрыва я чувствовала себя разбитой и растерянной, но теперь находила утешение в прямолинейности Кхента, даже если она казалась пугающей. И рискованной. Слишком рискованной, слишком опасной для кого-то в моем положении.
– Эти прозвища начинают мне надоедать.
Он зевнул.
– Я никогда не надоедаю.
– В самом деле, если ты так смело смотришь в лицо своим кошмарам, ты не надоедливый, но храбрый. Мне бы твою храбрость. Меня просто трясет от страха.
Его большой палец ткнулся мне в спину, как раз между лопаток.
– Эйем. Вот. Теперь можешь спать спокойно. Я отдал тебе всю свою храбрость.
Каким-то образом это сработало, или я больше не могла бороться с усталостью после такого тяжелого дня. Такого сражения. Я свернулась калачиком на койке и сунула дневник под подушку. Сонно моргая, я наблюдала, как паучиха Мэб танцует при свечах.
Вскоре я оказалась во сне. Неудивительно, почему я часто чувствовала себя не до конца проснувшейся: одну жизнь я проживала днем, а другую – ночью, оставляя один мир ради другого. Даже ночью мне не было покоя. И вот я снова блуждаю по залу звезд, на этот раз они окружают меня со всех сторон, словно я иду по тоннелю в небе.
Привычный страх не спешил подниматься в душе, хотя в конце зала меня ждала темная масса, похожая на клубок теней. Над головой и вокруг меня двигались звезды, принимая очертания созвездий. Они медленно кружились в ослепительном танце мерцающих огней. Темная масса росла и росла, и в центре ее пульсировало какое-то зло. Именно там сосредоточился весь ужас, который я предвидела, именно там рождались терзающие меня кошмары.
Первая кровь, – шептала бесформенная масса. – Первая кровь.
Конечно, это был голос Отца, знакомые рокочущие ноты обволакивали меня, оплетая, словно веревкой. Внезапно в этом длинном, как тоннель, зале стало душно. Я принялась судорожно хватать ртом воздух и потянулась к горлу. Казалось, моя грудная клетка готова лопнуть от давления.
Мы отведали крови, их крови. Тебе понравилось?
Его тело не имело определенной формы – это был просто сгусток теней, но я ощущала его повсюду. Опутывающая меня холодная, все сильнее сжимающаяся веревка не позволяла сдвинуться с места. Я вновь видела окружающее в кроваво-красном цвете – передо мной было лишь обмякшее тело Спэрроу, ее кровь лужей расползалась по искореженному паркету. Я старалась не смотреть на нее мертвую, но Отец ее видел. Отец смотрел. И теперь мне приходилось осознавать, что именно я наделала. Нет-нет, что она наделала. Что мы все наделали.
– Я не хотела причинять ей боль, – прохрипела я.
Нет, хотела. Была пролита первая кровь, но теперь она потечет полноводной рекой.
Я видела ее пустые, ледяные глаза и единственную капельку крови, стекавшую между ними. Эти мертвые глаза уставились на меня. Рот был открыт, из него торчал осколок хрусталя, сверкающий, как ее золотое копье. Тело под обломками металла и стекла, пронзившего его насквозь, странно изогнулось, одна рука ладонью вверх со скрюченными под немыслимыми углами пальцами была словно протянута ко мне.
Помоги мне, – казалось, пыталась крикнуть она, – помоги мне!
На войне нет места сожалению.
Теперь голос Отца душил меня. Как ни старалась, я не могла оторвать взгляд от мертвых глаз Спэрроу.
Больше никаких сожалений. Вырви их с корнем. Первая кровь, больше крови. За то, что они сделали с нашим народом, – еще больше крови.
– Я так не думаю.
Удерживавшие меня тени ослабли, и я услышала низкий древний вздох. Отца явно застигли врасплох. Мое зрение снова стало отчетливым, дыхание выровнялось. Я попыталась разглядеть, кто еще пришел. Это был женский голос, который плыл ко мне, разгоняя тени, словно медленно разгорающийся рассвет.
Освободившись, я рухнула на землю и смотрела, как извивающиеся черные тени сливаются в форму. Отец. Он возвышался надо мной в изодранной одежде, его лицо походило на череп, глаза горели красным огнем, а рога вздымались почти до усыпанного звездами потолка.
– Ты достаточно долго мучил это дитя. Она не заблудилась. Она все это время не сходила с тропы, а ты только и делал, что пытался сбить ее с пути.
Изогнувшись, я увидела высокую грациозную фигуру, плавно скользившую к нам. Она была одета в великолепные пурпурные перья, а ее кожа была темно-фиолетовой. Восемь розовых глаз уставились на меня, в унисон взмахивая длинными ресницами, такими же прекрасными, как ее яркое одеяние с бесчисленным количеством перьев.
Я узнала женщину, но при взгляде на нее у меня начала гореть голова.
Пространство вокруг нас заполнил рев Отца, созвездия на мгновение исчезли, словно испуганные, но постепенно вернулись, и я почувствовала, как женщина приблизилась ко мне. Мягкая оборка ее платья коснулась моих рук, и я сразу почувствовала себя в безопасности. Появилась храбрость.
– Я буду защищать ее от тебя, как смогу, и мои дети тоже. Она твоя только по крови, но сердце у нее доброе. Ты связал меня чарами и полынью, кровью и чернилами, вином и водой, но жестокое заклятие может быть уничтожено только существом с доброй волей, и именно она готова добровольно пойти на это.