Гробница Фараона
Шрифт:
— Это легенда.
— А что случилось с молодым слугой, которого укусил скорпион?
— Ему лучше благодаря тебе. Ты приобретешь славу колдуньи, если будешь вести себя неосторожно.
— Какой успех! Паша предлагает место в гареме, еще я обладаю неземными свойствами, которые прячу в баночке с мятной настойкой. Надеюсь, мой законный хозяин окажет мне такое же внимание.
— Могу тебя полностью в этом заверить.
— До такой степени, что когда-нибудь
— Ты и так работаешь.
— Письма, бухгалтерия, а я хочу настоящей работы.
— Я боялся этого. Ты всегда хочешь находиться в центре событий, это невозможно.
— Я такой безнадежный дилетант?
— Это ответственная работа, мы действуем крайне осторожно, но так будет не всегда, ты быстро учишься.
— А Табита?
— Что Табита?
— Ты говоришь о работе с ней, а не со мной.
— Она много работала с моим отцом.
— Она не дилетант?
— У нее есть опыт…
— Которого нет у меня.
— Который ты приобретешь со временем.
— Как? Если мне не разрешают непосредственно участвовать.
— Всему свое время, ты должна понять.
— Я стараюсь, Тибальт.
— Будь терпелива, дорогая моя.
Когда он говорил ласковые слова, а это случалось редко, мое счастье преобладало над огорчением. Я согласна ждать. Все логично. Пока я не могу работать с ним бок о бок.
Он поцеловал меня:
— В свое время, Джудит.
— Сколько мы здесь пробудем? — неожиданно спросила я.
— Ты уже устала?
— Нет, с каждым днем становится все интереснее. Я подумала о Теодосии. Она хочет домой.
— Ей вообще не следовало приезжать сюда.
— Ты хочешь сказать, что Эван должен был оставить ее дома?
— Она слишком робкая, чтобы участвовать в подобных экспедициях. В любом случае, она может уехать в любое время, когда пожелает.
— А Эван?
— У него есть работа.
— Он незаменимый член экспедиции?
— Да. Он хороший археолог, хотя более склонен теоретизировать, чем заниматься практической работой.
— А ты делаешь и то, и другое?
— Естественно.
— Я знаю и восхищаюсь тобой, Тибальт. Ничуть не меньше, чем Хаким-паша восхищался мной.
Я заснула; не знаю, спал ли Тибальт. Думаю, он мечтал о славе, которая его ждет, когда он отыщет неразграбленную гробницу и первым ступит в нее, после того как прошло четыре тысячи лет.
Рано утром мы с Теодосией пошли в лавку. Теодосия плохо переносила жару и думала только о возвращении домой и о предстоящих родах.
Я
— Куда ты поедешь, к матери?
Она скривила лицо:
— Но по крайней мере там нет такой жары и Сабина рядом.
Сабина тоже ждала ребенка. Но ее отношение к своему положению отличалось от реакции Теодосии, если судить по ее письмам. Это были длинные письма, бессвязные, как и ее болтовня. Она вместе с Оливером радовалась будущему ребенку.
«А Доркас и Элисон просто чудесные, они все знают о детях, хотя своих им Бог не послал, но ведь они растили тебя. А ты была чудесным ребенком, умным, сообразительным, красивым, послушным — так говорят о тебе твои тетушки, но я, естественно, им не верю».
Я представляла Сабину, вспоминала нашу зеленую округу, голубые колокольчики, дикие орхидеи. Я скучала по Доркас и Элисон, мне хотелось зайти в дом священника и послушать болтовню Сабины.
Я подняла глаза и посмотрела в лазурное небо, потянула носом воздух, приносящий запахи рынка, — местная экзотика не переставала привлекать меня.
Мы остановились у магазина, где обычно работала Ясмин, склонившись над вышивкой. Но тем утром вместо нее мы увидели мальчика, который трудился над кожей.
— А где Ясмин?
Он взглянул на нас и отвел глаза, покачав головой.
— Она не заболела? — спросила я.
Но мальчик не понимал меня.
— Наверное, у нее сегодня выходной, — предположила Теодосия.
Мы пошли дальше. К сожалению, предсказатель судьбы сидел на своем месте на тротуаре. Он посмотрел на нас:
— Да будет с вами Аллах, — пробормотал он.
Он с надеждой смотрел на нас, и я не смогла пройти мимо, потому что миска, стоявшая перед ним, была пуста.
Я бросила в нее несколько монет и сразу же поняла свою ошибку. Он ведь не нищий, он гордый человек, занимается своим делом. Я заплатила — он должен предсказать мне судьбу.
Во второй раз мы уселись на коврики по обе стороны от него. Он покачал головой:
— Леди, тучи сгущаются.
— Да, вы уже говорили нам об этом, — легкомысленно сказала я.
— Тень черная, словно большая летучая мышь.
— Как неприятно, — он меня не понимал, но я говорила, чтобы успокоить Теодосию.