Гробница императора
Шрифт:
– Они работали на министра Линя.
– Сколько их было?
– Пятеро. Мы с ними разобрались.
– Без лишнего шума?
Подручный кивнул.
Тан выразил свою благодарность улыбкой и легким кивком. Утечка из его окружения оказалась более серьезной, чем он предполагал. Линь Йон прислал своих людей прямо сюда. Такое положение дел необходимо исправить.
Но сначала…
Тан шагнул внутрь.
Обстановка единственной комнаты состояла из нескольких стульев и низкого столика. Маленькая кухонька, приютившаяся вдоль одной стены, была завалена грязной посудой, упаковками от продуктов и протухшей едой. На старом продавленном диване сидел Лев Соколов, связанный по рукам и ногам, с полосой черной изоленты, залепившей рот. Рубашка русского насквозь промокла от пота. Увидев Тана, он широко раскрыл глаза.
Кивнув, Тан подтвердил:
– Ты не зря меня боишься. По твоей милости мне пришлось столкнуться с большими неприятностями.
Он говорил по-китайски, зная, что Соколов понимает каждое его слово. Он снял кепи. Двое его подручных стояли по краям дивана. Тан подал им знак подождать за дверью, и они вышли.
Тан обвел взглядом стены, выкрашенные бежевой краской, тусклую лампочку под потолком, которой с трудом удавалось рассеивать полумрак. Стены были покрыты зеленой плесенью.
– Неважное укрытие. К несчастью для тебя, мы сразу же предположили, что ты не покидал Ланьчжоу, поэтому все усилия сосредоточили именно здесь.
Соколов не отрывал от него глаз, светящихся страхом.
Из окна размером не больше газетного листа доносилась какофония дробилок, мощных дрелей и пневматических домкратов.
Соколов был высокий, широкоплечий, с тонкой талией и узкими бедрами. Короткий прямой нос с небольшой горбинкой выступал над изолентой, залепившей рот; копна черных волос, длинных и неухоженных, ниспадала на уши. Щеки и подбородок покрывала пыль недельной щетины. Тан знал, что этот иностранец был блестящим знатоком своего дела. Возможно, одним из ведущих в мире специалистов в области геологии нефти. Вдвоем с Цзинь Чжао они вполне могли доказать теорию, которая навсегда изменила бы планету.
– Ты у меня в руках, – продолжал Тан. – И твой сын тоже у меня в руках. Я предложил тебе способ вернуть мальчика, но ты предпочел другой путь. Знай, что Кассиопея Витт потерпела неудачу. Скорее всего, к настоящему времени ее уже нет в живых. Ей не удалось получить светильник. Больше того, нефть сгорела.
Глаза Соколова наполнились ужасом.
– Совершенно верно, – подтвердил Тан. – Какой от тебя теперь толк? И от твоего сына? Что с ним станется? По-моему, самым подходящим будет воссоединить ребенка с матерью. Так у него, по крайней мере, будет один родитель.
Соколов затряс головой, пытаясь защититься от страшной реальности.
– Совершенно верно, товарищ Соколов. Вы умрете. Как умер Цзинь Чжао.
Судорожные движения головой прекратились, глаза зажглись вопросом.
– Ему было отказано в помиловании. Приговор был приведен в исполнение вчера.
Соколов в ужасе смотрел на него. Его охватила дрожь.
Тан напомнил себе, что Соколов нужен ему живым, однако ему также требовалось вселить в этого человека страх. Несколько месяцев назад он распорядился составить подробное досье на Соколова. Именно так он узнал о том, что русский души не чает в своем сыне. Это было редкостью. Тан знавал многих мужчин, которым было наплевать на своих детей. Для них гораздо важнее были деньги, продвижение по службе и даже любовницы. Но Соколов был другим. Что в каком-то смысле заслуживало восхищения. Хотя Тану было неведомо сочувствие.
У него в памяти всплыло кое-что еще, почерпнутое из досье.
Мелочь, ставшая важной только вчера ночью.
Шагнув к двери, Тан распахнул ее и знаком приказал одному из своих людей приблизиться.
– В машине внизу остались кое-какие вещи, – вполголоса произнес он. – Заберите их. После чего… – Тан помолчал. – Раздобудьте несколько крыс.
Малоун вел машину, Кассиопея молча сидела рядом. У него по-прежнему ныло ободранное бедро, однако ранение гордости оказалось гораздо более болезненным. Ему нельзя было выходить из себя, общаясь с Виктором Томасом. Но у Коттона не было ни времени, ни терпения, чтобы отвлекаться на посторонние мелочи, а за этим человеком нужен был постоянный присмотр. Однако не исключено, что гораздо больше его беспокоило то, с каким пылом защищала Виктора Кассиопея.
– Повторяю, – нарушила она молчание, – я очень рада, что ты пришел.
– А что еще мне оставалось делать?
– Продавать книги.
Малоун усмехнулся:
– Времени заниматься этим у меня остается далеко не так много, как я предполагал. Меня постоянно отвлекают видеообращения друзей, которых подвергают пытке водой.
– У меня не было другого выхода, Коттон.
Ему очень хотелось ее понять.
– Пять лет назад, когда я была замешана в одном деле в Болгарии, пошедшем наперекосяк, я познакомилась там с Соколовым. Он работал на русских. Когда пришла беда, Соколов меня вытащил. Он здорово рисковал.
– Почему?
– Соколов ненавидел Москву и любил свою молодую жену. Китаянку. Которая тогда как раз была беременна.
Наконец до него дошло. Угроза нависла именно над этим ребенком.
– А что ты делала на Балканах? Не лучшее место для прогулок.
– Я искала там фракийское золото. Оказывала любезность Хенрику, но все окончилось плачевно.
Имея дело с Хенриком Торвальдсеном, нужно было быть готовым ко всему.
– Ты нашла золото?
Кассиопея покачала головой:
– Конечно, нашла. Но мне едва удалось унести ноги. Без золота. Коттон, Соколов не обязан был делать то, что сделал, но без него я бы оттуда ни за что не выбралась. Потом он разыскал меня через Интернет. Мы с ним общались время от времени. Он очень интересный человек.
– Итак, ты перед ним в долгу.
Она кивнула:
– И я все безнадежно испортила.
– По-моему, я тоже слегка приложил к этому руку.
Указав на перекресток, показавшийся впереди в свете фар, Кассиопея объяснила, что там нужно будет повернуть на восток.
– Ты не мог знать о том, что в светильнике нефть, – сказала она. – Тебе пришлось защищаться тем, что было под рукой. – Она помолчала. – Жена Соколова убита горем. Ребенок означал для нее все. Я встречалась с ней на прошлой неделе. Вряд ли она вынесет удар, узнав, что мальчик больше не вернется.
– Мы еще не подняли руки, – напомнил Малоун.
Повернув голову, Кассиопея посмотрела на него. Мельком бросив на нее взгляд, он разглядел в темноте ее лицо. Усталое, измученное, горящее злостью.