Гробница императора
Шрифт:
Небольшая деревушка приютилась у самого берега – скопление невысоких хижин неярких цветов, с голыми молчаливыми крышами. Кое-где над трубами поднимались тоненькие струйки дыма.
Взяв банку пепси-колы, Малоун спросил у Ивана:
– Давай-ка посмотрим, ответишь ли ты на прямой вопрос. Что именно нам предстоит сделать?
– Время от время мы проникаем в Китай. Они имеют береговой радар, но скалы и горы дают укрытие.
– Мы поплывем на джонке?
– Не сегодня, – покачал головой Иван.
Малоун запросил у Стефани три досье и получил их. Одно на Карла Тана, первого заместителя председателя
Линь Йон во всех отношениях выглядел полной противоположностью Тана. Начиная с имени, которое он предпочитал использовать в традиционной форме, ставя на первое место фамилию. Линь родился и вырос в провинции Сычуань, в деревне, где все жители носили фамилию Линь. Двадцать лет он прослужил в армии, дослужившись до высокого звания. В июне 1989 года Линь был на площади Тяньаньмэнь, когда там появились танки. На Западе его считали умеренным, даже либералом, однако китайские политики уже не раз вводили окружающий мир в заблуждение, говоря одно, а делая совершенно другое. Многие восторгались тем, как Линь руководил Комитетом партийного контроля, что было свежей струей в традиционной политике Пекина. Хотелось верить, что Линь Йон станет политиком нового типа.
Последнее досье было посвящено Виктору Томасу.
Если не считать личных встреч, Малоун почти ничего не знал об этом человеке. Первая их встреча в Средней Азии в прошлом году получилась краткой. В свое время Виктор работал в хорватской службе безопасности, но, не желая предстать перед судом по обвинению в военных преступлениях, он переметнулся на другую сторону и принялся рьяно помогать американской разведке. В прошлом году, когда стало известно, что Виктору удалось втереться в ближайшее окружение президента одной среднеазиатской республики, на него было оказано давление с целью принудить его к сотрудничеству. Во время долгого перелета из Европы, пока остальные спали, Малоун спросил Стефани:
– Он босниец?
Та покачала головой:
– Его отец был американец. Он рос и в Боснии, и в Калифорнии.
Вот чем объяснялось отсутствие славянского акцента и свободное использование сленга.
– Виктор нам очень помог, Коттон.
– На него нельзя положиться. Он – самая настоящая шлюха. Где он сейчас?
– Вернулся в Китай. К Тану.
– Так с кем же он? С русскими? С китайцами? Какое задание выполняет?
Стефани молчала.
– Мы вверяем свои жизни этому человеку, – продолжал Малоун. – И мне это не нравится.
Стефани по-прежнему никак на это не отреагировала – что само по себе говорило о многом.
Но Коттон действительно считал, что на Виктора Томаса нельзя положиться. Никаких принципов, бесконечная самоуверенность. Малоуну не раз приходилось сталкиваться с такими людьми во время работы в «Магеллане». Их нисколько не волновало, важна ли операция. Не интересовали результаты. Остаться в живых и получить плату – только это и шло в счет.
Коттон посмотрел на Ивана, продолжавшего изучать бухту Халонг. Солнце быстро поднималось в небе, повышая температуру и разгоняя туман.
– Это место входит в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, – заметила Стефани.
От Малоуна не укрылась веселая искорка, блеснувшая у нее в глазах.
– Какие разрушения я мог бы причинить этой бухте?
– Не сомневаюсь, ты нашел бы какой-нибудь способ.
– Вот, – вдруг встрепенулся Иван. – Наконец.
Малоун увидел то, что привлекло внимание русского. Самолет, который свалился с неба и скользнул над водой, направляясь к ним.
Глава 42
Пекин, Китай
08.40
Линь Йон вошел в мавзолей Мао Цзэдуна.
Гранитное сооружение стояло на южной оконечности площади Тяньаньмэнь – приземистое здание, окруженное колоннами, возведенное чуть больше чем через год после кончины председателя Мао. Предположительно в строительстве участвовали семьсот тысяч рабочих – мавзолей должен был стать символом любви китайского народа к своему Великому Кормчему. Однако все это была голая пропаганда. Так называемых «рабочих» ежедневно привозили в столицу на автобусах – простых людей, каждого из которых заставляли принести на стройку один кирпич. На следующий день новая группа, привезенная на автобусах, разбирала эти самые кирпичи.
Глупость, однако для Китая в этом не было ничего необычного.
Весь последний год мавзолей был закрыт на реконструкцию. В спешке при возведении мемориала не было обращено внимание на выбор места. Зодчие начисто проигнорировали законы фэн-шуй. Как следствие, за прошедшие годы накопилось множество проблем, таких, какие без труда предотвратил бы дед Линя.
С борта самолета, направляющегося в Пекин, Линь отправил по электронной почте сообщение с просьбой устроить экстренную встречу с председателем Госсовета. Его помощники отреагировали быстро: Линь будет принят сразу же по возвращении в страну. Не было ничего необычного в том, что ему предстояло доложить о текущих расследованиях – председатель Комитета партийного контроля подчинялся лично председателю Госсовета. Однако в данном случае встреча должна была состояться в мавзолее Мао Цзэдуна. Формальным объяснением было то, что председатель Госсовета осматривал мемориал с окончательной инспекцией перед открытием мавзолея, которое должно было состояться через несколько дней.
В вестибюле в массивном кресле из белого мрамора восседала статуя Мао. Позади фреска изображала геополитическое влияние Великого Кормчего. На полированном каменном полу выстроились цепочкой офицеры службы безопасности. Процедура была Линю хорошо знакома. Двое офицеров в форме приблизились к нему, и он поднял руки, позволяя, чтобы его обыскали.
– В этом нет необходимости, – произнес треснувший старческий голос.
В вестибюль вошел председатель Госсовета – невысокий, коренастый мужчина с косматыми бровями, взметнувшимися вверх к вискам. Он был в неизменном темном костюме при галстуке и шел, опираясь на полированную палочку из красного дерева.