Гром среди ясного неба
Шрифт:
— Можно только гадать, как это можно быть настолько рассеянной и одновременно настолько точной, — сказала Леа.
Я ухмыльнулась.
Леа нахмурилась:
— Ты прекрасно знаешь эту историю. Ты… водила меня за нос. Полагаю, именно так говорится.
— У меня был хороший учитель в классе по охоте на Снарка [4] , — парировала я. — Фрейя пошла, чтобы получить своё ожерелье назад, и свартальвы были готовы сделать это, но только если она согласится поцеловать каждого из них.
4
Снарк (англ. Snark) —
Леа откинула голову назад и рассмеялась.
— Дитя, — сказала она, и её в голосе я слышала злобный лязг клинков, — вспомни, что многие старые сказки были переведены и расшифрованы довольно чопорными учёными.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— То, что свартальвы наверняка не согласились бы отказаться от одной из самых величайших драгоценностей во Вселенной ради общественной поездки на «первую базу» [5] .
Я моргнула пару раз и почувствовала, что мои щеки начинают краснеть:
5
В американском слэнге фазы сексуального общения отождествляют с четырьмя базами бейсбола. Первая — самая невинная, четвертая — собственно совокупление (прим. книгодела).
— Ты имеешь в виду, что она должна была…
— Точно.
— Со всеми ними?
— Именно так.
— Ну и ну, — сказала я. — Мне, как и любой девушке, нравятся побрякушки, но это за пределом допустимого. Далеко за пределом. В смысле, отсюда нельзя даже увидеть линию предела.
— Возможно, — сказала Леа. — Я полагаю, это зависит от того, как сильно кому-то нужно вернуть что-то от свартальвов.
— Э-э… Ты говоришь, что мне нужно устроить групповушку, чтобы вытащить оттуда Томаса? Потому что… этого просто не будет.
Леа показала зубы в улыбке:
— Нравственность меня забавляет.
— Ты бы это сделала?
Леа с оскорблённым видом посмотрела на меня:
— Ради кого-то другого? Конечно, нет. Ты хоть понимаешь, какие обязательства это повлечет за собой?
— Ну… не то что бы…
— Не мне делать этот выбор. Ты должна спросить себя: является ли твое душевное спокойствие более ценным для тебя, чем жизнь вампира?
— Нет. Но должен быть другой путь.
С минуту Леа, казалось, рассматривала варианты:
— Чёрные альвы любят красоту. Они жаждут её так, как дракон жаждет золота. Ты молода, мила, и… Я полагаю, тут подходит определение «горяча». Честная сделка обмена твоих милостей на вампира почти наверняка будет успешной, если предположить, что он до сих пор жив.
— Мы назовём это «планом Б», — сказала я. — Или, может быть, «планом X». Или «планом XXX». Почему бы просто не вломиться и не похитить его?
— Дитя, — упрекнула меня Леанансидхе. — Свартальвы довольно хороши в Искусстве, и это одна из их крепостей. Я
— Я хочу рассмотреть варианты, — сказала я.
Фэйре-колдунья пожала плечами:
— Тогда я советую тебе сделать это как можно быстрее. Если он всё ещё жив, у Томаса Рейта в запасе считаные часы.
Я открыла дверь в квартиру Уолдо, закрыла и заперла ее за собой, затем сказала:
— Я нашла его.
Как только я повернулась к комнате, кто-то ударил меня по лицу.
Это не было лёгким шлепком типа: «Эй, проснись». Это было мощная оплеуха, от который было бы действительно больно, если бы удар был нанесён кулаком. Я ошеломлённо отшатнулась.
Подруга Уолдо, Энди, сложила руки на груди и на секунду уставилась на меня, прищурившись. Она была девушкой среднего роста, но она была оборотнем и была сложена как модель-кинозвезда, собирающаяся заняться профессиональным рестлингом.
— Привет, Молли, — сказала она.
— Привет, — ответила я. — И… ой.
Она подняла розовую пластиковую бритву:
— Давай поговорим о рамках?
Что-то уродливое где-то глубоко внутри меня обнажило свои когти и напряглось. Это было частью меня, той частью, которая хотела догнать Слухача и сделать с ним кое-что, связанное с железнодорожными костылями и канализационным сливом. У каждого человека есть что-то подобное где-то внутри. Чтобы пробудить это, нужны действительно ужасные вещи, но эта дикость живёт в каждом из нас. Это часть нас, которая вызывает бессмысленные злодеяния, та, что ответственна за ад войны.
Никто не хочет говорить об этом, или даже думать об этом, но я не могла позволить себе подобное добровольное неведение. Я не всегда была такой, но после года борьбы с фоморами и тёмным закулисьем сверхъестественной сцены Чикаго я стала кем-то другим. Эта часть меня была бодрствующей и активной и постоянно устраивала конфликты между моими эмоциями и моей же рациональностью.
Я приказала этой своей части сесть на задницу и заткнуться.
— Хорошо, — сказала я. — Но позже. Я немного занята.
Я начала протискиваться мимо неё в комнату, но она быстро меня остановила, упершись рукой мне в грудь и толкнув назад к двери. Не похоже, что она старалась причинить боль, но я нехило ударилась о дерево.
— Сейчас самое время, — сказала она.
В моём воображении я сжала кулаки и, яростно крича, сосчитала до пяти. Уверена, Гарри никогда не приходилось иметь дело с такого рода глупостями. У меня не было лишнего времени, но я также не хотела делать ничего жестокого с Энди. Я пройду все круги ада, если сорвусь. Я не отказала себе в удовольствии стиснуть зубы, глубоко вздохнула и кивнула:
— Хорошо. Чего ты хочешь, Энди?
Я не добавила слово «сука», но подумала о нём очень громко. Мне, наверное, надо стать более приятным человеком.
— Это не твоя квартира, — сказала Энди. — Ты не должна сюда заваливаться и сваливать всякий раз, как тебе, блин, захочется, вне зависимости от времени или того, что происходит. Ты хоть раз удосужилась остановиться и подумать о том, что ты творишь с Баттерсом?
— Я ничего не «творю» с Баттерсом, — ответила я. — Просто пользуюсь душем.