Громкое молчание

Каждый день я снова и снова открываю свои бессмысленные, пустые глаза. Именно так они выглядят со стороны, когда, изредка, сестра подносит зеркало к моему осунувшемуся, заостренному лицу.

Я лежу на своей кровати и одновременно тяжким грузом на плечах родных вот уже несколько лет. Квартира у нас небольшая –

поэтому младшая сестра живёт со мной в одной комнате. Когда я попала в аварию, ей было всего двенадцать, и она очень тяжело переносила мою утрату. Говорю так, как будто уже умерла, и это в какой-то степени правда: я превратилась в обездвиженное тело, способное лишь моргать, двигать зрачками и произносить перекошенным ртом нечленораздельные звуки. Самостоятельно поворачивать голову не могу – поэтому вижу только то, что попадает в мое периферийное зрение, ну и, конечно, потолок. Я очень благодарна своей семье, что поблизости нет зеркала – это окончательно бы добило меня. Зато над кроватью сестры висит плакат с какими-то корейцами, похожими на фарфоровых кукол. Иногда я так долго пялюсь на них, что моя сестра решает, будто я хочу послушать песни. Тогда она включает музыку, видимо этой группы, и начинает танцевать рядом с моей кроватью. Я, конечно, снисходительно отношусь к некоторым выходкам сестры: например, смирилась с тем, что она доросла до моей одежды и, пока я наблюдаю за ней покосившимся глазом, теперь крутится в ней перед зеркалом. Но что-что, а на этот плакат при ней больше не смотрю.

Как-то раз, когда я одиноко лежала в своем углу, услышала голоса из кухни: мама варганила ужин, а сестра помогала ей. Вскоре начали доноситься отчетливые запахи разных продуктов, которым предстояло стать каким-то блюдом. Тогда я придумал игру – угадывать по запахам, что готовится в этот раз. Однако, часто эти засранки успевали произнести вслух название блюда, и вся игра шла насмарку.

Но в этот раз меня не проведешь – этот запах я не спутаю ни с чем – они явно варили кисель.

– Интересно, ей понравится? – спросила сестра маму, когда они уже почти доварили этот вязкий напиток.

– Надеюсь, да. Мы ведь не можем знать, о чем она думает, – явно с улыбкой, это чувствовалось по голосу, ответила ей мама.

Ох, если бы вы только знали, о чем я думала тогда. Ягодный запах киселя настолько окутал меня, что я была почти на сто процентов уверена, главный ингредиент – это клюква. И вот, я закрываю глаза и понимаю, все происходящее – нереально. Казалось, будто на самом деле я не парализована, а просто увязла в очень густом и сладком напитке. Конечно, я не могу чувствовать ни рук, ни ног, ведь они утоплены в розово-красной гуще. Так я продолжала дрейфовать в неподвижном состоянии, пока не поняла одну вещь – мои конечности потеряли свою форму, они срослись с телом, поэтому я их не чувствую. Да, теперь мое тело приобрело форму шара, круглой красной ягоды. Я и есть клюква: такая кислая внутри, наполненная едкими мыслями и неприязнью к этому миру, даже хорошо, что я плаваю в этой субстанции, так я кажусь миру слаще.

Видимо, мои размышления заняли около часа, так как в доме все стихло. Я напряглась, начиная прислушиваться. Ни шороха – как, они оставили меня одну? Стало жутко одиноко и обидно, разве они не понимают, КАК мне здесь плохо? А если что-то случится, ну например, затопят соседи сверху и капли потекут с потолка прямо мне на лицо? А может, начнется пожар, и я сгорю тут вместе с этими кукольными корейцами как ненужный ветхий хлам. Сердце начало стучаться быстрее, подступила паника.

Но тут из соседней комнаты раздался приглушенный смех сестры, выдохнув, я начала потихоньку успокаиваться. Правда, спокойствие моё длилось не долго – вместе с её смехом я расслышала голос какого-то паренька. Так, стоп, она привела дружка, пока никого нет дома? Ну, я не в счет.

Конец ознакомительного фрагмента.