Громов
Шрифт:
Пожалуйста, милицейскими силами действуйте. А до этого ФСБ уже людей набирала, неподготовленных, где попало. Посадили этих ребят на танки и послали в Грозный. Они там погибли.
Понятно, что Митюхин такое темное и незаконное дело возглавить отказался.
Стали искать других. Все три заместителя Грачева сказали Ельцину, что они не будут этим заниматься. Точно так же ответил бы и Дубынин (будь он жив). Недаром Громов, на специально созванной пресс-конференции, сказал: «Послушайте нас, кое-что в Афганистане повидавших. Вы совершаете страшную ошибку, этого делать нельзя».
В то время 4-й армией
Понимаю, тебе приказали, деваться некуда. Наберись мужества и честно скажи. Объяви! Как сделал Громов. Пусть депутаты проголосуют. Ну а если приказывает Верховный главнокомандующий, то пусть берет всю ответственность на себя и публикует указ. Пускай это преступление будет на его совести, но зато все будет делаться по закону, а так получается полная безответственность.
Я Грачеву говорил, что никто командовать в Чечне не пойдет. Те же, кто согласится, вести боевые действия не могут и не умеют. Я перечислил ему всех, кто чего-то стоил: Чичеватов не пойдет, Третьяков не пойдет, Сергеев не пойдет, Кузнецов и Семенов тоже. Выбора у вас нет. Единственная возможность — возвести какого-то выскочку в ранг замминистра и назначить воеводой в Чечню. А так любой вам скажет: там ведь есть командующий округом, он пусть и руководит.
Вот еще Эдуард Аркадьевич Воробьев, нормальный мужик, грамотный генерал, можете его назначить. Но ведь он потребует самостоятельности планирования, а для этого ему нужно дать БЧС — то есть боевой численный состав. Боевой состав он должен проверить, одним словом, все придется делать по закону…
Переговоры, о которых я рассказываю, шли в самолете, который летел в Чечню. Между нами и передним салоном, где сидел Грачев, постоянно бегал его помощник Лапшов. Но разговоры ни к чему не вели. Все нужно было решать гораздо раньше и ни в коем случае не доверять переговоры с Дудаевым солдафону Грачеву.
Я Дудаева знал и не раз с ним встречался. Он летчик. Командир дивизии. Дудаев поначалу был не прочь по-нормальному обо всем договориться. Главный его довод — вы же сами меня сюда послали. Тогда почему теперь меня давите? Я ведь должен со всеми этими тейпами разобраться. А вы вместо того чтобы помогать, идете на меня войной!
Но его никто не слушал. Договориться с Ельциным, Грачевым и иже с ними о чем-то разумном не было никакой возможности.
Что же они в итоге создали? Просто устроили новогоднюю бойню…
Во всем остальном дела обстояли ничуть не лучше.
Что дала, например, разработанная Грачевым реформа в армии? Сократили численность. Ладно. Но стали военнослужащие от этого больше денег получать? Лучше стали жить? Или армия вооружена лучше? Ничего подобного.
Я на должности первого заместителя главкома ВВС в течение десяти лет работал, ни один полк не перевооружил. И по сей день ни один полк не перевооружен. Нет нового оружия? Слава богу, есть. Говорят, не на что закупать. Тогда кому нужна такая армия, у которой на вооружении в конце концов останутся только ржавые лопаты?
И при этом в зарубежные армии мы продаем современную боевую технику всех видов. Древними мудрецами сказано — кто не кормит свою армию, будет кормить чужую. А ведь мы чужие армии уже кормим.
Даже старье, которым мы сейчас вооружены, и то ремонтировать нечем, да порой уже и невозможно.
Потом начинаем искать виноватых. С этим у нас просто. Взорвали боевики госпиталь в Моздоке. Кто виноват? Начальник госпиталя, который, лично оперируя, тысячи жизней солдатских спас. Но ведь он перед въездом бетонные блоки не поставил, которые ему, кстати, никто не привез, и работу по их установке не профинансировал.
Боевой опыт 40-й армии оказался никому не нужен. Идем непонятно куда, бросаемся из угла в угол, постоянно происходят какие-то разделения и переформирования. Нет логики в развитии и осмыслении.
Мы не изучаем историю, не анализируем. А если анализируем, то поверхностно, выискивая те факты, которые выгодны кому-то сейчас. Чтобы просмотреть всё и объективно оценить, до этого не доходит.
Ну, наверное, такой уж мы народ — могучий, мужественный, но вместе с тем совершенно не умеющий организовать свою жизнь хоть сколько-нибудь разумно.
— В первой встрече Громова с Дудаевым мне довелось участвовать, — вспоминает вице-губернатор Московской области Алексей Борисович Пантелеев, — Борис Всеволодович выполнял распоряжение министра обороны Шапошникова. Тогда военное ведомство называлось Объединенными Вооруженными силами СНГ, это был переходный период. Союз уже развалился, армия, формально, еще нет. Весна 1992 года. Борис Всеволодович проводил командно-штабные учения на территории Северо-Кавказского военного округа. Мы находились в самолете на подлете к Ростову-на-Дону, когда поступило сообщение, что в Шали блокирован российский гарнизон и предъявлен ультиматум, чтобы военные сдали оружие. В Чечне тогда находилась учебная дивизия, и ее гарнизоны размещались в различных населенных пунктах. Один из полков стоял в Шали. Шапошников поручил Громову срочно разблокировать ситуацию.
Борис Всеволодович дал команду, и мы, не приземляясь в Ростове, полетели в Грозный. Там нас, понятно, никто не ждал, да и не хотели принимать, но командир настойчиво потребовал, и в итоге мы оказались возле здания, где находился Дудаев.
Охрана отказалась нас пускать. Борис Всеволодович так на них посмотрел, что автоматчики сразу расступились. Есть в нем вот эта командирская воля и право командовать, которые сразу чувствуют люди, даже раньше Громова не знавшие.
Мы поднялись в кабинет, где сидел Дудаев. Он уже был тогда президентом Чечни.
Дудаев совершенно не ожидал появления Громова. Он вскочил, что-то стал растерянно говорить.
Борис Всеволодович слушал его и молчал. Наконец и Дудаев умолк. Тогда Громов сказал, что поражен тем, как теперь на Кавказе встречают гостей. «Я много лет прослужил здесь, но такого никогда не видел. Мне за вас стыдно!»
Дудаев начал извиняться.
Борис Всеволодович сказал, что вынужден был прилететь потому, что ему доложили о безобразиях, которые с ведома Дудаева творятся в Шали, и потребовал немедленно снять блокаду с воинской части.