Шрифт:
ГЛАВА 1
– Тише вы там!
Майор Хор яростно выдохнул эту фразу в микрофон, прицепленный к пропотевшему воротнику пятнистой, видавшей виды куртки десантника. И черная тень каноэ, скользившего позади метрах в двадцати, словно споткнулась: ровный и ритмичный всплеск весел враз прекратился, было видно, как в ночной темноте с их лопастей скользила, голубовато фосфоресцируя, вода.
Ночь была глухой и безлунной, и Майк еще раз порадовался этому. Конечно, побережье, перерезанное узкими заболоченными местами, охваченное скользкими переплетениями мангровых зарослей, не охранялось, но все же кому охота умирать от шальной
– Скоро?
Хор нетерпеливо подтолкнул Майка плечом.
– За мысом будут пальмы…
– Ты точно знаешь?
В возбужденном голосе майора слышалось сомнение. Майк усмехнулся.
– Я здесь родился.
Хор промолчал. Затем он оглянулся в темноту.
– Раз, два, четыре, шесть… Все! – с удовлетворением сказал он и включил микрофон. – Говорит Пума. Приготовиться…
Шесть вертких рыбачьих каноэ бесшумно двигались вслед за лодкой командира ударной группы майора Хора. Майк участвовал в операции в качестве его заместителя и, несмотря на молодость, имел звание капитана: во-первых, он был европейцем, во-вторых, англичанином, в-третьих, он родился в Богане и лучше всех знал место начавшейся операции.
Получив в девятнадцать лет звание капитана, он начинал неплохо: остальные офицеры в тех же чинах были людьми гораздо более солидного возраста, уже повидавшими виды. Почти все они воевали и на Мадагаскаре, и в Алжире. Были среди них ветераны войны в Нигерии и Судане. Кое-кто сражался в Дофаре.
Майк Браун очутился в учебном лагере португальских войск всего лишь три месяца назад. Ему было четырнадцать лет, когда власти Боганы национализировали огромные плантации каучуконоса-гевеи и какао, приносившие семейству Браунов миллионные доходы. Правда, за плантации Браунам была выплачена в виде компенсации кругленькая сумма. Отец Майка, Фред Браун, кроме того, успел заранее вложить капиталы в кое-какие надежные предприятия в соседней португальской колонии – словом, с голоду Браунам умирать не пришлось. Вся семья, включая миссис Браун, мать Майка, и двух его сестер, спокойно перебралась через границу и поселилась в главном городе колонии, где Фред Браун вскоре стал известным, уважаемым бизнесменом.
Но, несмотря на то, что и климат, и условия жизни здесь были почти такие же, как в Габероне, столице Боганы, Майк чувствовал себя здесь чужим. Ему не хватало города его детства, пыльного и бестолкового, выросшего на берегу лагуны, на месте, где когда-то португальские купцы поджидали караваны рабов, прибывавшие из глубины диких и мрачных лесов Западной Африки. Майку не хватало диких зарослей и мангровых болот, в которых он привык охотиться, католической школы Святого Спасителя, где учились лишь белые дети да отпрыски очень богатых африканских семейств. Не хватало, наконец, старого, построенного еще в колониальном стиле дома на берегу лагуны, дома, где он родился и вырос.
В новом городе у семейства Браунов дом был получше. В школе, а затем в колледже, где учился Майк, черных не было и в помине. Но когда друзья отца (а их и здесь у Брауна-старшего оказалось предостаточно) заводили разговор о Габероне, лицо Фреда Брауна темнело.
В день, когда Майку исполнилось девятнадцать лет, отец пригласил его в свой кабинет и молча протянул ему местную газету – неряшливый листок с текстом на португальском и английском языках: редактор, полицейский сержант в отставке, судя по многочисленным ошибкам, не знал как следует ни того, ни другого. На первой полосе было отчеркнуто одно из объявлений.
Некий
Майк и раньше видел это объявление. Контора мистера Смита (никто не знал подлинное имя плотного молчаливого человека неопределенного возраста, содержавшего оффис на одной из тихих улочек) вербовала людей для участия в различного рода «горячих» делах.
Отец, высокий, сухой, резкий, шагал по плотному синтетическому ковру стального цвета. Густой ворс ковра глушил его твердые шаги. Он был в старой зеленой куртке с оттопырившимися погончиками и плотных брюках, заправленных в низкие сапоги. Старый Браун только что вернулся с охоты: вместе с несколькими белыми колонистами, тоже изгнанными из Боганы, ездил в саванну стрелять антилоп. Даже не переодевшись, не передохнув с дороги, он сразу же поднялся к себе в кабинет и потребовал Майка.
– Ты знаешь, что это такое? – сказал он, кивнув на газету в руках сына. Его холодные серые глаза были прищурены, седая щетина, выросшая за время, проведенное в саванне, резко выделялась на желто-красной коже щек и подбородка.
Майк любил отца и боялся его. С пяти лет отец брал его с собой на охоту. Он словно приучал сына к постоянным опасностям африканского буша, к обманчивой тишине зеленых рек, к миражу мангровых болот. Отец чувствовал там себя не хуже африканцев-проводников, хорошо читал следы, разбирался в повадках животных и птиц. Богана стала его второй родиной, и он никогда не вспоминал об Англии. Дома бывал редко: охота и плантации, плантации и охота занимали все его время. Но когда Майк бывал с отцом, он порой ловил на себе его взгляд: и в этом взгляде сквозь холод и равнодушие проскальзывало пристальное внимание.
В день, когда Майк выиграл первый приз клуба «Стар» за стрельбу по движущимся мишеням, когда он, счастливый, радостный, шел на свое место с новым, только что врученным ему президентом клуба ружьем и взглянул в лицо отца, сидевшего в первом ряду почетных гостей, он увидел, что на бесстрастном, желтом от тропического загара и хинина, иссеченном глубокими резкими морщинами лице Фреда Брауна что-то дрогнуло. Впрочем, может быть, Майку это только показалось.
И сейчас, когда отец указал на газету в руках Майка, Майк вспомнил о том мгновении.
Отец был возбужден и взволнован: не в его обычаях было входить в кабинет в грязной охотничьей одежде. Да и с сыном он никогда не говорил таким тоном – неуверенным, почти извиняющимся.
– Видит бог, – задумчиво произнес отец, – я сделал все, чтобы не впутывать тебя в эту историю. Но Крюгер прав… (Майк знал, что Генри Крюгер возглавлял «Союз белых Боганы» – всех тех, кто лишился в Богане плантаций и бежал в колонию к португальцам.) Мы должны действовать сейчас, если хотим вернуть то, что эти ублюдки отняли у нас. И наши дети должны быть в первых рядах борьбы за их же будущее.
Майк удивленно пожал плечами. Он осмелился на этот жест – ведь сегодня отец впервые говорил с ним как со взрослым.
Фред Браун прошелся по кабинету. Это была просторная комната с огромным столом-сейфом посередине. Стальные тумбы матово поблескивали, мягкий серый пластик на поверхности стола успокаивал глаза после яркого африканского солнца.
Стенку напротив окна – высокого, от пола до потолка – занимал длинный и низкий бар. Над ним висела шкура зебры, две любимые винтовки отца с оптическими прицелами к «токинг драм» – «говорящий барабан» из Боганы.