Грозненские миражи
Шрифт:
— Ага! — усмехнулась Ольга. — Раньше и деревья были выше, и мороженое вкуснее. А уж экология!..
— Да он же не об этом, Оля, не об экологии! — перебил её Виктор. — Как ты не понимаешь?
Резко повернулся — недовольно скрипнул стул — и зажатым в руке бокалом ткнул в сторону стены.
— Вот!
Шесть человек одновременно оторвали взгляд от Павла, проследили за дрожащим бокалом, и глаза у всех начали расширяться. Серые и карие, синие и чёрные, мужские и женские, славянские и кавказские — все.
Картина
Всё на картине было, вроде бы, точно так же, как и много лет назад, но только на первый взгляд. Через мгновение становилось ясно, что солнце светит далеко не так ласково, город не просто притих, а буквально пропитан ожиданием чего-то страшного, а ветерок уже не просто зовёт, а требует, почти толкает. «Вперёд! Быстрей! Ещё можно успеть!»
— Вот он о чём! — свистящим шёпотом сказал Виктор. — Правда, Тапа?
Шесть пар глаз оторвались от «Надежды» и вновь повернулись к Павлу.
— Об этом? — немного смущённо переспросил Павел. — Не знаю. Наверное…
Шесть человек не сводили с него взгляда — ждали, и когда это ожидание стало почти невыносимым, готовым вот-вот лопнуть, Павлик встал и неожиданно тихим голосом сказал:
— Наверное, об этом. Но я, знаете, что хотел сказать? Все мы видим, что становится хуже и хуже. Иногда мне кажется, что это было запрограммировано, что когда-то все мы сделали что-то не то, и теперь выхода нет. А иногда — что когда-нибудь, возможно, ещё появится шанс…
— Да! — сказала Аня, с гордостью глядя на мужа.
— Какой шанс, Тапа? — спросил Валентин.
— Исправить.
— Исправить? — удивился Виктор. — Мы?
— Да что мы можем? — покачал головой Руслан.
— Может, и ничего. Но если такой шанс появится… — Павлик запнулся, помотал головой и молча пригубил бокал.
— Эй! — окрикнуло его сразу несколько голосов — А тост?
— Тост? — Павел посмотрел на них, словно вспоминая, и вдруг засмеялся. — С Новым Годом!
И резко, словно воду, выпил коньяк до дна.
Второй неприятный разговор случился попозже, когда они втроём курили на балконе.
— Тапик, — спросил Валентин, — ты когда ко мне на завод перейдёшь?
— Смотрите, какая ракета! — вытянул руку в сторону трамвайного моста Павлик. — Что?.. Я думаю.
И столько небрежности было в его ответе, что Валя разозлился.
— Ты уже два года думаешь! Мне нужен чёткий ответ — или да, или нет!
— Чёткий? — передразнил Павел. — Тогда, скорее, нет, чем да.
— Кончай прикалываться! — взорвался Валентин. — Тебе не надоело, что я тебя, как девку упрашиваю? А ты, как баран!
Павел глубоко затянулся, выкинул окурок и повернулся к другу. Он ещё улыбался, но глаза стали холодными, как январское небо.
— А ты не уговаривай, Кулёк! Не перейду.
— Почему?
— Потому, что как раз не баран.
— Он у нас независимый! — вмешался Виктор. — Нянчится со своей независимостью, как с писаной торбой, всё девственность потерять боится.
— Во всяком случае, не торгую… как некоторые.
Виктор обиженно засопел, хотел было что-то сказать, но только махнул рукой, сплюнул с балкона и ушёл в комнату.
— Зачем ты так?
— Ничего, переживёт! Как будто мы не знаем, какой он «незаменимый» специалист и кому всем обязан.
— Он не виноват.
— Так пусть и не выпендривается!
— Пашка, — вздохнул Валентин, — ты мне можешь по-человечески объяснить, почему ты не хочешь ко мне?
— А ты, правда, не понимаешь? — спросил Павел. Валентин покачал головой. — Потому, что ты мой друг, я не хочу, чтоб между нами становилась работа.
— Что за ерунда? Вон же Муха…
— Я не Муха, Валька! Я не смогу смотреть тебе в рот, как он. Не смогу делать только то, что ты скажешь, угадывать не смогу, подстраиваться. И через некоторое время начну тебя понемногу раздражать.
Валентин вытащил ещё одну сигарету, закурил, посмотрел вниз с балкона, сплюнул.
— А может, ты всё «взвешиваешься», Тапа? — тихо спросил он, и Павел напряжённо застыл. — Так, понимаешь, сейчас это уже не важно. Сейчас надо не об этом думать, сам же говорил. Кто его знает, может, скоро придётся уезжать, и надо иметь хороший задел: знакомствами, блатом, подготовкой, бабками, наконец. Я же не могу один, поневоле нужно иметь команду. Так зачем же туда включать чужих?
— Валентин Сергеевич! — облегчённо засмеялся Пашка. — Вы мне никак предлагаете в ваших махинациях участвовать? То-то Муха так важно щёки надувает? Ладно, ладно, Кулёк, не обижайся — шучу.
— А если серьёзно.
— А серьёзно, в этом я, тем более, не помощник. Не умею.
— Не хочешь! Муха вон и то, а ты — и не можешь?
— Не умею, Валька, поверь! Я ведь пробовал, — Павел помолчал, потом вдруг улыбнулся и стукнул друга по плечу. — Хватит, а? Пошли лучше выпьем! За лучшего директора страны!
Валентин опять сплюнул, повернулся и, сузив глаза, сказал.
— Баран упрямый! На себя наплевать, так хоть о ней подумай…
— Заткнись! — прошипел Пашка. — Заткнись, Кулёк!