Грозный эмир
Шрифт:
– Об отце Константина лучше спросить его мать, сиятельную Зою, – объяснил Андроник причину своего неуместного веселья.
Возможно, при других обстоятельствах благородный Ги попытался бы выяснить у всезнающего даиса подробности скандального происшествия, имевшего место быть более двадцати лет тому назад, но сейчас его волновали куда более насущные проблемы, чем предполагаемое отцовство Венцелина фон Рюстова. Санлис не только упустил куш по вине незадачливых византийцев, но и приобрел проблему, которую придется решать в ближайшее время. Конечно, большинство баронов поддержит, в конце концов, Рожера Анжерского, но эта поддержка дорого обойдется нынешнему правителю Антиохии. За верность придется платить не только землями, привилегиями, но и золотом. А казна графства не настолько богата, чтобы удовлетворить запросы баронов и рыцарей. Конечно, перед благородным Ги открываются неплохие перспективы,
– Как ты полагаешь, Андроник, эмир Халеба способен оказать нам серьезное сопротивление?
– Бек Лулу – ничтожество! – неожиданно взъярился даис. – К власти его привел Ролан де Бове с помощью Бузург-Умида.
– Видишь, как все удачно складывается, – усмехнулся Санлис, косо поглядывая на ассасина.
– Ты о чем, благородный Ги? – насторожился Андроник.
– Мы давно склоняем графа к войне с Халебом, но Рожер слишком осторожен, чтобы ввязываться в драку, не обеспечив свои тылы. Зато теперь у него не будет другого выхода. Дабы ублажить баронов и рыцарей, он бросится на эмира Лулу как коршун на заблудившуюся мышь.
– А как же Констанция с сыном Боэмундом? – удивился Никодим.
– О Констанции пусть хлопочет барон де Руси, – ощерился в сторону нотария Санлис. – Благо благородный Глеб вдовец и, надо полагать, сумеет удовлетворить потребности скучающей женщины.
– Так ты считаешь, что вдова Боэмунда Тарентского укрылась вместе с сыном в замке Ульбаш? – нахмурился Андроник.
– А где же ей еще быть? – пожал плечами Ги. – Или ты полагаешь, что Венцелин фон Рюстов действовал по своему почину?
Почтенный Андроник грешил на своего старого врага Ролана де Бове, но в данном случае, видимо, напрасно. В ход чужой интриги вполне мог вмешаться барон де Руси, у которого наверняка есть соглядатаи в свите Рожера Анжерского. Санлису следует тщательно проверить своих людей, прежде чем пускаться в новое рискованное предприятие. Халеб крепкий орешек и для того, чтобы его раскусить, потребуются крепкие челюсти.
– Ты что, отказываешься мне помочь? – нахмурился Санлис.
– Речь идет о плате, дорогой друг, – ласково улыбнулся барону даис. – Не могу же я работать на тебя даром. Халеб стоит дорого.
Благородный Ги, надо отдать ему должное, был редкостным мерзавцем. Андроник познакомился с ним более двадцати лет тому назад, когда нищий шевалье прислонился к Хусейну Кахини. А покойный даис умел разбираться в людях. Этот сухощавый и, на первый взгляд, вроде бы ничем не примечательный человек отличался умом, хитростью и железной хваткой. Благородный Ги прибыл на Восток, чтобы разбогатеть, и добился своего в короткий срок. Правда, для этого ему пришлось предать веру, сеньора, многих своих товарищей, чьи кости уже сгнили в земле, словом всех, кому к несчастью приходила в голову мысль, что на Ги де Санлиса можно положиться как на каменную стену. Странно, что Рожер Анжерский, человек вроде бы не глупый, почему-то не повесил своего вассала, хотя отлично знал ему цену. Похоже, государям, кем бы они себя не мнили, никак не обойтись без подлецов.
– Ты получишь все, что пожелаешь, Андроник, – расплылся в улыбке барон. – Неужели ты сомневаешься в старом товарище?
– Сомневаюсь, благородный Ги, – усмехнулся даис. – Ибо сомнение – мать успеха. Доверчивые в этом мире долго не живут.
Благородная Констанция ужаснулась, увидев неприступную твердыню на вершине горы, но, попав внутрь замка, она изменила свое мнение о нем. Надо отдать должное арабам, они понимали толк в удобствах. Суровый по виду Ульбаш обладал всеми необходимыми качествами, чтобы понравиться самой привередливой женщине. То же самое можно было сказать о его владельце. Констанция помнила Глеба де Лузарша юным улыбчивым шевалье, о ловкости и хитрости которого в свите ее отца, короля Филиппа, ходили легенды. Барону де Руси уже перевалило за сорок. Это был рослый, широкоплечий человек с сильными руками и жестким взглядом синих глаз. Внешне благородный Глеб выглядел даже моложе своих лет, но улыбка, казалось, навсегда исчезла с его словно бы одеревеневшего лица. Констанция напомнила ему о давнем знакомстве, но барон, похоже, не признал в располневшей тридцатипятилетней женщине прежнюю хохотушку. Во всяком случае, на ее сердечное приветствие он отозвался сухим поклоном, после чего оставил свою гостью на попечение служанок. Возможно, Глеб полагал, что благородная Констанция нуждается в отдыхе после трудного путешествия, но графиня расценила его поведение как невежливое, о чем не замедлила поведать дамам своей свиты. Однако Франческа и Элоиза не нашли в поведении барона ничего
– По-моему, ты не права, благородная Констанция, – возразила Франческа графине, – Просто наше внимание привлек другой человек. Его мы оценили. Во всяком случае, за Элоизу я ручаюсь.
Обе девушки принадлежали к благородным нурманским родам, но, к сожалению, не могли похвастаться богатым приданным. Констанция взяла на себя заботу о двух сиротах и теперь почти жалела о своем великодушии. В Италии графине казалось, что стоит только ступить на землю Антиохии, завоеванную ее доблестным мужем, как все благородные бароны и рыцари сочтут за честь преклонить перед нею колена. Действительность оказалась куда более суровой, чем это мнилось Констанции. Венецианский неф, на котором графиня и ее свита отправились покорять Восток, подвергся нападению византийского флота. Абордажные крючья уже впились в борт обреченного на заклание судна, когда в ход морской битвы, не сулившей нурманам ничего хорошего, вмешались какие-то люди. Констанция пережила несколько неприятных минут, и это еще очень мягко сказано. Византийцы перебили едва ли не всех ее шевалье и сержантов, пытавшихся защитить свою сеньору. На графине загорелась одежда. От ожогов ее спас незнакомый молодой человек, сорвавший с нее пелиссон и разодравший в клочья котту из шелка. Благородная Констанция, дочь короля Филиппа и вдова благородного графа Боэмунда оказалась практически голой среди впавших в неистовство мужчин, резавших друг друга с редкостным усердием. При одном только воспоминании об этом жутком событии графиню бросило в дрожь, и она не удержалась от новой реплики:
– Этот шевалье де Гаст редкостный невежа!
– Благородный Базиль спас тебе жизнь, сеньора, – заступилась за синеглазого руса Франческа.
– Он мог просто облить меня водой!
– Греческий огонь горит даже в море, благородная Констанция, – мягко пояснила расстроенной графине Элоиза. – Представьте, что стало бы с вашей прекрасной кожей, если бы ее опалил огонь.
Констанцию передернуло. За время, когда Базиль переносил ее из горящего нефа на свое судно, она вдоволь насмотрелась на обгорелые трупы, плавающие вокруг. О белой коже Элоиза упомянула не случайно. Дамы воспользовались любезным приглашением сенешаля Алдара и посетили баню замка Ульбаш, дабы смыть с себя дорожную пыль. Огромные деревянные лохани, наполненные горячей водой, без труда вместили в себя прекрасных гостий. Служанки усердно принялись за дело, приятно удивив графиню своей расторопностью. В замке барона де Руси, похоже, тщательно следили за чистотой тел, что не было типично для Европы.
– Хотела бы я знать, где находится ваш колодец?
– В замке нет колодца, сеньора, – отозвалась служанка.
– А где вы берете воду?
– Она поступает по глиняным трубам прямо в баню, здесь мы ее кипятим в котле и добавляем в дубовые лохани по мере надобности.
– Но где-то должен быть источник? – рассердилась Констанция.
– Не знаю, сеньора, – смутилась служанка. – Об этом тебе следует спросить у благородного Алдара.
Сенешаля замка Ульбаш Констанция приняла было за провансальца, но, как вскоре выяснилось, ошиблась на его счет. Этот смуглый, кареглазый, улыбчивый человек оказался на поверку печенегом. То бишь дикарем и варваром, по представлениям европейских дам. Однако благородный Алдар отличался столь изысканными манерами, что мог служить примером любому французскому шевалье. Он прекрасно говорил как по латыни, так и по-гречески. А в довершение ко всему выяснилось, что родился он в Константинополе и даже служил какое-то время императору Алексею Комнину. В кулинарии благородный Алдар тоже знал толк, во всяком случае, ужин, поданный гостье прямо в покои, поражал своей изысканностью. Разомлевшая после бани графиня охотно отдала должное как яствам, так и любезности, с которой они были поданы. Сенешаль присел к столу по приглашению Констанции, однако к еде практически не притронулся, сославшись на отсутствие аппетита. Зато он охотно ответил на все вопросы, интересующие графиню, проявив при этом редкостную осведомленность.
– Ты, вероятно, заметила, сеньора, что замок Ульбаш окружен каменной кладкой только с трех сторон, а с севера его защищает гора. В горе есть пещера с подземным озером. Откуда в озеро поступает вода, я судить не берусь, но его уровень остается неизменным на протяжении двадцати последних лет.
– Следовательно, от жажды мы не умрем, – констатировала графиня.
– И от голода тоже, – улыбнулся Алдар. – В замке продовольствия хватит на несколько лет. Можешь не волноваться, сеньора, Ульбаш практически невозможно взять ни штурмом, ни осадой.