Грубая обработка

Харви Джон

– Слушайте, не давите на мою совесть!

– А почему тогда вы прыгнули под топор из-за, в общем-то, чужой вам женщины, которую вы впервые видели? И стоит ли рисковать попасть в тюрьму, делая искусственное дыхание совершенно незнакомому человеку?

– Тогда я не думал об этом. Просто я был там, когда все это произошло. Я поступил так, как поступил. Но то, о чем вы просите, совсем другое дело. – Грабянский посмотрел мимо Резника на дверь. – Мне нужно в туалет, – сказал он.

– Хорошо. – Резник открыл дверь и кивнул стоявшему там молодому полицейскому. В это время в комнату вошел Манн.

– Он

готов помочь нам?

– Ну, определенного ответа он не дал, но я думаю, он пойдет на это.

– Конечно, пойдет. Грабянский явно делает ставку на то, что та услуга, которую он окажет обществу, будет оценена достойным образом. Он уверен, что судья будет в восторге от его сознательности и лояльности.

Грабянский надеялся, что Стаффорд не заставит ждать его слишком долго. А вдруг тот не придет совсем? Он молил Бога, чтобы все это дело прошло как можно скорее, без каких-либо неприятностей для него.

– Что там? – спросил Резник.

– Пока ничего, – покачал головой Норман Манн.

На крыше Народного колледжа распластались полицейские, одетые в синие комбинезоны, другие разместились за башенками восточной террасы замка. По обе стороны эстрады были также полицейские, которые вели наблюдение через полевые бинокли. На треножниках были укреплены видео– и фотокамеры, готовые запечатлеть все, что произойдет.

Резник и Норман Манн разместились вместе во времянке строителей под мостом возле замка. Хотя они находились на расстоянии менее ста метров от возможного места встречи, они вели наблюдение через видеокамеру, расположенную на террасе и посылающую изображение на черно-белый двенадцатидюймовый монитор. То, что записывал микрофон, находившийся под рубашкой Грабянского, передавалось им через динамик. До сих пор они слышали только городской шум и тяжелое дыхание Грабянского.

– У этого парня сердце быка, – заметил Норман Манн.

– И мошонка носорога?

– Та женщина несомненно так считает. Как ее – Мэри?

– Мария.

– Никак не насытится.

– Вы собираетесь предъявить обвинения Гарольду? Резник покачал головой.

– Думаю, что нет, если наша ловушка сработает. Грайса, как вам известно, мы уже взяли. Саваж тан быстро раскалывается, что нам, боюсь, придется долго проверять его показания.

– А что в отношении Фоссея?

– Тот все еще утверждает, что просто дает консультации – обычный бизнес, только и всего. Допускает, что мог проговориться пару раз за стаканом вина. Клянется, что не получал никакой платы за это.

– Сможете вы расколоть его?

– Трудно. Во время двух последних грабежей он путешествовал где-то – сами понимаете, медовый месяц. С Грайсом встречался Саваж, и именно он передавал ему необходимую информацию.

– Во всяком случае, можно поздравить вас. – Норман Манн пожал плечами. – Вычеркнуть из списка нераскрытых преступлений такое количество ограблений! Разберетесь с сегодняшней встречей и тогда уж бесспорно станете «человеком месяца». Это уж точно.

– Давайте подождем и посмотрим, как пойдут дела.

– Он появится, не сомневайтесь.

Резник хотел бы быть так же уверен в этом. Посмотрев на монитор, Манн присвистнул.

– Чарли!

– Да?

– Посмотрите сюда. Видели это?

– Ну и ну!

– Я бы не

отказался попробовать, какова она на вкус. А вы?

Мимо Грабянского проходила молодая темнокожая женщина, по-видимому, уроженка одной из стран Карибского бассейна, в шикарном темном костюме, белой блузке, черных туфлях на высоком каблуке. Камера проследовала за ней и остановилась, когда она присела на одну из скамеек. Норман смотрел на экран, не отрываясь. Он снова присвистнул, когда она закинула ногу за ногу. Улыбаясь, подул на экран монитора, как бы охлаждая его.

– Нет, Чарли. Вы хотите, чтобы я поверил, что вас это не волнует?

– Совершенно.

– Вы удивляете меня, Чарли. Никогда не думал, что у вас есть предубеждение против черных. Вы, случайно, не расист?

Резник распрямился и расправил плечи – они сидели согнувшись слишком долго.

– Черт побери! – проворчал Манн. – Почему он не может держать камеру на месте!

– Для этого есть важная причина, – отозвался Резник, снова наклонившись вперед. – Посмотрите.

Алан Стаффорд, засунув руки в карманы короткого синего пальто, с беспечным видом неторопливо шел по дорожке, обсаженной деревьями, к помосту для оркестра.

– 34 —

Грабянский также видел, как он приближался. Он узнал Стаффорда по описанию, которое ему дали. Джерри плотнее прижался к деревянной спинке скамейки, ощутив лопатками ее твердую поверхность. Между его ног на земле стояла синяя сумка для ручной клади компании «Бритиш эйруэйз». Стаффорд продолжал не спеша прогуливаться, проявляя интерес к окрестным деревьям, пробивающимся первым цветам. Его внимание как бы привлекла освещенная солнцем куполообразная крыша нового здания Лейс-холла. На самом деле ему, конечно, было плевать на все это, он проверял, нет ли здесь ловушки, нет ли слежки.

Вначале казалось, что его что-то насторожило, и он, вместо того чтобы прямо пройти к Грабянскому, остановился около стены замка, возможно, чтобы полюбоваться открывающимся оттуда видом. Два футбольных поля, вышки с прожекторами поднимались по обе стороны от реки Трент, пустующее здание «Бритиш уотеруэйз» с заложенными камнем окнами и светло-зелеными дверями, с которых облетала краска, низкие крыши фабрики Ганна и Моора сразу за бульваром… Буквально в двух шагах от этого места Альберт Финни и Рэчел Робертс снимались в кульминационной сцене фильма «Субботний вечер и воскресное утро». Неужели это действительно было более двадцати лет тому назад? Стаффорд помедлил еще немного и сел.

– Вы Грабянский? – спросил он.

– Стаффорд?

Тот кивнул, устремив взгляд на сумку.

– Я уже начинал…

– Это там? – прервал его Стаффорд.

– А…

– Заткнись!

Грабянский почувствовал, как напряглось все его тело, но постарался расслабиться.

– Все в порядке, – ухмыльнулся он. – Все находится там, весь кокаин.

– Ты бы еще размахивал им! Объяви по радио, что у тебя в сумке! – В глубине глаз Стаффорда проглядывало что-то дикое. До того момента, когда он сел, он казался действительно беспечным, но теперь, находясь рядом с Грабянским и килограммом кокаина, он испытывал крайнее возбуждение, как если бы выпил пять чашек крепкого кофе подряд или что-либо в этом роде.