Группа первая, резус положительный
Шрифт:
– Спасибо, ага! – благодарно склонил перед стариком голову Сарматов.
– Зови, урус, большого батыра, оставшегося за камнями с американским курбаши, надо уплыть раньше, чем нагрянет Абдулло, – сказал старик, обращаясь к Сарматову, и, когда Алан закончил перевод, добавил: – Но старый Вахид предупреждает, что он в этой войне ни на чьей стороне, поэтому он выведет шурави из гор, подвластных Абдулло, но урус-баши должен поклясться именем всех пророков, что, когда река повернет на юг, он отпустит старого Вахида, потому что старый Вахид нужен еще невестке и своему
Алан перевел и эти слова старика.
– Именем господа моего Иисуса Христа клянусь в этом, Вахид-ага! – сказал Сарматов и широко, по-православному, перекрестился.
Аксакал удовлетворенно склонил обмотанную чалмой голову.
Ледник начинался сразу от черных отвесных базальтовых скал, упирающихся своими вершинами в бездонное азиатское небо. Отсвечивая на солнце металлом, он огибал отдельно стоящие утесы и талыми языками стекал в ущелье Шайтана. В глубоких трещинах, рассекающих ледник, клокотала студеная вода, питающая многочисленные ручьи, стремящиеся по проломам и расщелинам в долину, к реке, которая серебристой ниточкой, змейкой скользила дальше среди каменных нагромождений.
Замедлив шаг, капитан Савелов до боли в глазах вглядывался в сверкающие нестерпимым, слепящим блеском снежные вершины хребта и в неприступную с виду отвесную стену переходящих друг в друга скал. Одна за другой проходили перед ним длинные и контрастные на отполированной солнцем и ветром поверхности ледника тени идущих след в след бойцов. Тени горбились под грузом рюкзаков, подставляя дующему с перевала ледяному ветру плечи и затылки.
– Шире шаг! – громко скомандовал Савелов, переводя взгляд на восток, в сторону пакистанской границы. – Чувствую, вот-вот налетят шакалы…
– Гиблое это место! – вздохнул капитан Прохоров. – Здесь, коли навалятся, как клопов, передавят! Пойду-ка я вперед, в охранение, – добавил он, обращаясь к Савелову. – Не приведи бог в засаду попасть, на чистом льду и без вертушек – как траву, покосят!..
– Какое, к черту, охранение! – взорвался Савелов. – И так на километр все как на ладони видно!..
– Ну, вам виднее! – недовольно усмехнулся Прохоров. – Вы начальник – я дурак!..
Скользили на льду разбитые башмаки, все холоднее и пронзительнее становился дующий с перевала ветер, все тяжелее из-за разреженного воздуха было дышать. Все чаще спотыкались бойцы и шли дальше, стараясь поддерживать друг друга. Все ближе и ближе становилась уходящая в небо скалистая стена с белыми языками снега, виднеющимися в разломах и впадинах, и с нависающим над ледником снежным гребнем. Слева от скалистой стены светился первозданным снегом перевал.
– Командыр, давай зараз на сидловыну? – в воздухе нарисовал рукой замысловатый предполагаемый маршрут старший лейтенант Харченко. – Трохы бильше чухаты, але чоботы збэрэжэмо та пупок!..
– Если мы двинемся через перевал, то станем отличной мишенью! К тому же там нас запросто можно догнать на лошадях! – оборвал его Савелов и, показывая на отвесную скалу, добавил: – Здесь лучше корячиться… Налетят вертушки – хоть к камням прижаться можно.
– Тут для траверса место ни к черту! – показал Савелову на снежный гребень Морозов. – Нельзя под эту скалу соваться: если козырек сорвется – всем нам крышка!..
– Да, и на перевал нельзя, и для траверса место хуже некуда! – поддержал его Прохоров и, отведя взгляд от снежного гребня, вздохнул: – Другое место надо искать, мужики!..
– Пока мы будем искать, они там всех наших ребят замочат! – зло оборвал его Савелов, кивая вниз на еле видимое, затянутое белесой дымкой ущелье Шайтана.
– Ну, я же говорю: вы начальник – я дурак! – пожал плечами Прохоров и, взвалив на плечи рюкзак, медленно побрел в ту сторону, куда указал Савелов.
И снова скрипит под разбитыми башмаками ломающаяся ледяная корка. Солнце сияет во всю свою яростную силу, отражаясь от наста, ослепляет и высекает слезы из глаз идущих. Примерно через километр относительно ровная поверхность ледника начинает топорщиться многочисленными неровностями и дает крен вправо. Чтобы удержаться на скользком ледяном склоне и не скатиться вниз с многометровой высоты, бойцы примыкают к автоматам штык-ножи и, вонзая их в наст, как ледорубы, продолжают свое медленное и мучительное восхождение.
Внезапно из-за снежного гребня появились три черных десантных вертолета «Апач» с пакистанским полумесяцем на фюзеляжах.
– Воздух! – крикнул Савелов во всю силу легких, ловя ртом разреженный воздух. Вся группа голова к голове распласталась на склоне, ибо спрятаться было негде и шансов на то, что с воздуха их не заметят, не было никаких.
Вертолеты тем временем веером ушли к ущелью Шайтана. Восемь пар воспаленных от усталости глаз с тревогой глядели им вслед.
– Может, не заметили? – с надеждой в голосе спросил касимовский татарин лейтенант Сайфихан Нафиев.
– Как бы не так! – сквозь зубы процедил Морозов. – Если только они там не слепые, то точно нас засекли.
И действительно: развернувшись над ущельем, вертолеты кильватерной колонной легли на обратный курс.
– Обнаружили, сволочи! – вырвалось у побледневшего Савелова.
– Сейчас мочилово начнется, мужики!.. – сказал Морозов, с тревогой глядя на снежный гребень, нависающий над их головами. – Пора запевать: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“!» – взводя затвор пулемета, пропел он.
– Рассредоточиться – у них локаторная наводка! – устало приказал Савелов.
Группа врассыпную бросилась вниз по склону, туда, где выступали из-подо льда, словно гигантские зубы древнего чудовища, черные камни. Савелов, подхватив пулемет, побежал в противоположную сторону, карабкаясь вверх по ледяному откосу.
– С ума сошел! – заорал ему вслед Прохоров. – На голом месте сковырнут, как прыщ на заднице!..
– Невтерпеж паркетному шаркуну геройство выказать! – хмыкнул Морозов, по-прежнему с тревогой глядя на снежный гребень. – «…Не скажет ни камень, ни крест, где легли во славу мы русского флага…» – переводя взгляд на приближающиеся вертолеты, добавил он.