Группа риска
Шрифт:
Уяснив, что из всего им совершенного двух оперов интересует нападение на пьяного мужчину возле ларьков, Толя решил не запираться и рассказал все, как было. Карев ушел, а Николаев придвинул к себе стопку чистых листов и начал записывать объяснение. Разламывалась от боли голова и слипались глаза, но он продолжал упрямо водить авторучкой, подробно описывая действия Толи во время грабежа и сразу после него.
— На, читай, — наконец опер бросил ручку и протянул собеседнику два исписанных листа. — Когда прочитаешь, внизу каждой страницы — подпись, а в конце
Толя кивнул и, взяв бумагу, начал усердно, шевеля губами и поднимая брови, читать написанное.
Зазвонил телефон. Николаев вздрогнул от неожиданности. Брать трубку не хотелось, но, помедлив, он ответил.
— Да.
— Ты еще здесь? — в голосе жены не было ничего, кроме усталости.
— Да, — затылок отозвался новой волной боли, а рука сама нашла на столе пачку сигарет.
— Значит, не приедешь? А позвонить хотя бы ты мог?
— Я только что вошел, — пальцы бесплодно шарили в пустой пачке. — И я думал, ты уже спишь.
— Господи, как мне все это надоело… Как ты мне надоел со своей работой! Это когда-нибудь кончится? У нас когда-нибудь что-нибудь будет по-человечески, или тебе, действительно, кроме работы ничего не надо?
Николаев молчал.
— Как я устала!
Жена бросила трубку. Николаев устало потер лоб. Посмотрел на телефон, дотронулся пальцем до диска, но набирать номер не стал. Аккуратно положил трубку и отодвинул аппарат.
— Алексей Сергеич, — тихо позвал Толя. — Я написал. Правильно?
Николаев задумчиво посмотрел на Толю. Видимо, было в его взгляде нечто такое, что заставило Толю опустить голову и заерзать на стуле.
— Правильно, — вздохнул Николаев. — Очень даже правильно. Но мало. Теперь мы поговорим об остальных твоих подвигах.
— О каких… остальных? — упавшим голосом спросил Толя.
— Обо всех.
— Так за мной и нету ничего больше. Вот, один раз было, и все. Чистосердечно признаю… А больше нет ничего!
— Есть.
Разговор получился длинный, но, к сожалению, безрезультатный. К сожалению, в первую очередь, для Толи, потому что, поведи он себя иначе, и все было бы по-другому.
Но он выбрал свой путь и прошел по нему до конца. Твердых доказательств причастности Толи к другим преступлениям у Николаева не было, а Толя, признав один эпизод, стойко открещивался от остального. В другой обстановке Николаев наверняка «расколол» бы его, но скопившаяся за день усталость и окончательно выбивший из колеи звонок жены сыграли свою роль, и после двух часов интенсивного общения они так и остались на одной позиции. Чтобы как-то отвязаться от опера, Толя рассказал ему про двух своих знакомых, промышлявших тем же способом, что и он, а заодно и про Озимова. Про грабителей Николаев слышал и раньше, но добраться до них пока не мог. Информация про Озимова оказалась новой и интересной. Несмотря на развернутую им широкую торговлю, в поле зрения уголовного розыска он пока не попадал.
Почувствовав, что окончательно уперся в тупик и никакого прока
Кроме невероятной усталости и голода, обычных спутников ночной работы, он ощущал чувство глубокого удовлетворения.
10
Окрыленный благополучно завершившейся историей с дочерью и подстегиваемый воспоминанием расправы над ее обидчиками, Владимир Иванович Марков ударными темпами, за несколько дней закончил дело, которое должно было стать венцом его коммерческой деятельности и обеспечить процветание на весь остаток жизни. Доверенная ему несколькими частными лицами и фирмами крупная сумма денег перекочевала на счет одного заграничного банка, чтобы обеспечить проведение сделки, результатом которой и явилось бы его невиданное личное обогащение. «Там» уже все было готово.
В середине следующей недели Марков планировал вылететь во Францию, за несколько дней все провернуть и вызвать к себе семью. Обратно он уже не вернется. Часть прибыли, конечно, уйдет на то, чтобы рассчитаться с «центровыми», которые обеспечили ему получение кредитов и проведение местного этапа махинации, но на его счету все равно останется сумма со многими нулями. И пусть обманутые партнеры жалуются, кому хотят. «Там» достать его им будет трудновато, меры к этому уже приняты. А в эту страну он возвращаться не намерен, ни в ближайшем будущем, ни вообще.
В четверг вечером, когда он сидел в своем кабинете и просматривал бумаги, решая, какие необходимо уничтожить, а какие можно бросить в офисе, на столе у его секретарши Светы зазвонил телефон. Ей самой звонили крайне редко, но в этот раз, подняв трубку, она не стала переключать линию на кабинет шефа, говорила она тихо, постоянно косясь на дверь, и постаралась побыстрее закончить разговор. Мужчина, который позвонил, вызывал у нее страх, хотя виделись они всего два раза и ничего плохого он ей не сделал. В этот раз он и сам не собирался затягивать разговор. Задав несколько вопросов и удовлетворившись ответами, он отдал короткое распоряжение и отсоединился. Света положила трубку с явным облегчением.
Следующие полчаса она провела, постоянно поглядывая на часы и не делая ничего полезного. Ровно без четверти семь она зашла в кабинет шефа. Mapков уже закончил разбираться с бумагами и теперь, развернувшись вполоборота к телевизору, смотрел футбол и потягивал пиво из запотевшего стакана. К семье он явно не торопился. Наблюдая за игрой, он раздумывал о том, как наиболее приятно провести вечер. Один из возможных вариантов как раз касался Светы. В этом случае ее согласие не требовалось, но, взглянув на ее бледное лицо и дрожащие пальцы, Марков решил, что сегодня лучше от этого отказаться. Мало ли что. Хватило тогда волнений с рыжеволосой Зиночкой.