Грустная дама червей
Шрифт:
— Ладно, буду ждать, — проговорила Верка немного растерянно, уловив металл в Каринином голосе. — Целую.
Карина повесила трубку.
Вог все и сладилось само собой. Теперь у нее есть четкий срок — начало апреля.
Теперь Карина легко сможет объяснить Олегу, а главное Леле, свой отъезд: нужно помочь подруге нянчить ребенка. Именно об этом, кажется, мечтала она прошлой осенью, только малыш должен был быть Лелиным.
А будет Веркин. Главное — уехать отсюда, перестать видеть Олега, работать вместе с ним, играть концерты,
Она машинально глянула на стену, где висел отрывной календарь. Двадцатое февраля. Значит, ей осталось немногим больше месяца.
Карина решительно распахнула бар, где у нее в одиночестве стояла почти полная бутылка дорогого коньяка, некогда принесенного Сашей. Достала рюмку, наполнила ее до краев, выпила залпом, сдерживая мучительный спазм в горле. Затем еще одну, и еще.
По телу разлилось блаженное тепло, голову окутал ватный туман, и не осталось в ней ни одной горькой мысли.
Что-то весело напевая себе под нос, Карина нетвердым шагом прошла в спальню, достала из тумбочки альбом с фотографией Степана, раскрыла.
— Ну что? — подмигнула она снимку. — Ты меня бросил? Бросил? А я… я брошу его! Да, брошу, не буду дожидаться, пока со мной проделают это во второй раз. Вот так. — Она кинула альбом на кровать, не удержала равновесия и плюхнулась туда сама.
«Да ведь я пьяна в стельку», — мелькнуло у нее в голове, и тут же Карина громко, нараспев повторила:
— Да, я пьяная, пьяная. И очень хорошо, зато мне лете, зато я довольная.
Она почувствовала легкую тошноту и, с трудом дотянувшись до подушки, сунула её себе под голову.
— Вот так, хорошо, — приговаривала Карина, — а теперь спать…
Громко и требовательно затренькал звонок.
— Нет, — она покачала головой, — нет, нет. Я не могу. Спать… — А сама уже неуклюже вставала, отыскивая под кроватью шлепанцы.
Коридор качался, качалась люстра наверху, зеркало в углу поблескивало таинственно и заманчиво, точно гладь лесного озера. Карина, спотыкаясь и хватаясь руками за мебель, добралась до двери, отодвинула щеколду.
— Каришенька, я на минутку, — Леля, едва не протаранив ее огромным, острым животом, протиснулась в прихожую, — у тебя ничего нет от головной боли?
— От головной боли? — медленно проговаривая слова, повторила Карина, опираясь на всякий случай ладонью о стену. — Есть, кажется. В спальне, на тумбочке…
Тут ее желудок пронзила резкая, подобная удару ножа, боль. Карина охнула и согнулась пополам.
— Что с тобой? — испуганно пробормотала Леля и повела носом. — Ты пила? Много?
— Угу. — Карина скрючилась от нового приступа и распахнула дверь ванной.
— Тошнит? — сочувственно поинтересовалась Леля. — Надо умыться холодной водичкой. Помочь тебе?
— Н-нет, — с трудом выдавила Карина. — Я сама. Иди возьми таблетку. Там… — махнула она рукой.
Леля
Постепенно дурнота отпускала, перед глазами перестали мелькать разноцветные блики, пол и потолок остановились.
В дверях ванной появилась Леля с таблеткой в руке:
— Я нашла. Седалгин. Думаю, ничего от него малышу не станет. Ты как?
— Нормально, — пробормотала Карина.
— Что-нибудь случилось? — Леля с тревогой попыталась заглянуть ей в лицо. — Отчего вдруг ты столько выпила, да еще одна? Какие-нибудь неприятности в поездке?
— Нет, все в порядке. Просто очень замерзла — в купе совсем не топили.
— Вот сволочи, — возмутилась Леля. — Мне уйти или побыть с тобой?
— Или. Я сейчас лягу.
— Чаю крепкого попей, сразу полегчает, — с видом знатока посоветовала Леля и аккуратно прикрыла за собой входную дверь.
Карина, еле волоча ноги, вернулась в спальню. На тумбочке лежала полупустая упаковка седалгина. Карина убрала ее внутрь, села на кровать и ощутила, что ей что-то мешает. Она отодвинулась.
На покрывале разворотом вниз лежал фотографический альбом. Она позабыла, что оставила его здесь, на постели! Леля зашла за таблеткой и увидела снимок Степана!!
Или не увидела? Может быть, альбом так и лежал, переплетом вверх, и Леле недосуг было перевернуть его? Припомнить бы, какое было у нее лицо, когда она уходила. Взволнованное, растерянное, удивленное?
Карина совершенно ничего не помнила. Еще пять минут назад она находилась под действием коньяка, но теперь абсолютно и моментально протрезвела.
Как она могла проявить такую неосторожность? Ведь она дала себе зарок никогда не показывать Леле карточку Степана!
Карина легла, зарылась лицом в подушку, обхватила голову руками. Дура! Проклятая дура, идиотка! Поддалась эмоциям, полностью лишилась воли. благоразумия, выдержки!
Чего бы она не дала, чтобы повернуть время вспять, успеть спрятать альбом и не ощущать этого ужасного страха быть разоблаченной Лелей. Не терзаться неизвестностью — догадалась та или нет об ее отношении к Олегу.
Голова разрывалась от давящей боли. Карина, не вставая с постели, укутала ноги покрывалом, осторожно закрыла глаза, стараясь отключиться, забыть обо всем хотя бы на время.
Постепенно ей это удалось. Сознание заволокло темной пеленой, в голове замелькали обрывки странных и причудливых мыслей, никак не связанных с Лелей и Олегом. Потом из мрака возникло лицо матери, красивое, молодое, каким оно было много, много лет назад, и Карина поняла, что спит.
Мать во сне за что-то укоряла ее, осуждающе качала головой. Карина оправдывалась, не вполне осознания, в чем именно она провинилась, но чувствуя. что мать права. Потом они простились, довольно холодно, без поцелуев и объятий. И мать исчезла.