Груз 200
Шрифт:
Проводник остановился, положив обе руки на висевший поперек груди короткий автомат, и окинул внимательным взглядом иззубренный, как лезвие старой пилы, горизонт. При этом он испытал внезапный укол радости, потому что картина была знакомой.
– Ну что? – спросил командир отряда, потирая ладонью шрам на щеке. – Ты все еще не знаешь, где мы?
Он говорил по-русски с таким трудом, что временами его было трудно понять. Проводник оглянулся. Все остановились и смотрели на него: желтые лица, коричневые лица, два абсолютно черных лица с синеватым, как на ягодах ежевики, отливом. Эфиопы тяжело
– Знаю, – сказал проводник, стараясь не выдать охватившей его радости. До конца было еще далеко, но угроза быть пристреленным, как собака, прямо на этих сырых камнях, временно отступила. – Здесь я уже был. Мы сильно отклонились к западу и сделали большой крюк, но теперь я знаю, где мы. Тут совсем неподалеку есть селение, где можно будет купить немного воды и пищи.
– Купить? – возглавлявший отряд араб высоко поднял красиво изогнутые, словно нарисованные кисточкой, брови и пренебрежительно наморщил большой, изогнутый наподобие орлиного клюва нос с тонко очерченными ноздрями. – Купить? Эти люди должны целовать нам ноги за то, что мы пришли к ним на помощь.
– Эти люди не нуждаются в вашей помощи, – угрюмо ответил проводник, сделав заметное ударение на первом слове. – Эти люди никого к себе не пускают, и будет очень хорошо, если они согласятся с нами говорить.
– А если не согласятся? – надменно спросил араб.
– Тогда нам придется или уйти, или умереть. Лучше уйти. У нас есть еще немного сухарей и инжира, а километрах в пятнадцати по прямой отсюда найдется и вода. Нет необходимости погибать в бою за то, что нам не очень нужно.
– Ты рассказываешь странные вещи, – все так же надменно заявил араб, но проводник видел, что тот озадачен. Один из эфиопов нервно поправил на плече ремень гранатомета и переступил с ноги на ногу, как застоявшаяся лошадь. – И много их там, этих гостеприимных горцев?
Проводник прочесал растопыренной пятерней пыльную бороду и, деликатно отвернувшись, сплюнул на камни.
– За последние два года никому не удавалось их пересчитать, – сообщил он. – Может быть, двадцать, а может быть, двести. Шамиль собирался вразумить их, вернувшись из Дагестана, но теперь у Шамиля другие заботы.
– Кому они служат? – спросил араб, переставая наконец теребить свой автомат и засовывая озябшие ладони в карманы утепленной камуфляжной куртки с меховым воротником. – Кто отдает им приказы? Шамиль? Хаттаб? Кто?
– Судья, – ответил проводник. – Им отдает приказы Судья.
– Никогда не слышал о таком, – сказал араб. – Кто он?
– Он Судья.
Араб грозно свел брови к переносице, и проводник поспешно пояснил:
– Он действительно был судьей в шариатском суде целых два года. Все привыкли, так и называют – Судья.
– Шариатский суд? – переспросил араб. – Тогда в чем же дело? Это наш человек. Он не может отказать в приюте и пище воинам ислама.
– Судья может, – заверил его проводник. – Он забыл ислам и стал обыкновенным разбойником. Он собственноручно застрелил муфтия и сделал муфтием одного из своих бойцов.
– Гм, – сказал араб. – А что же люди?
– Сначала люди боялись, а потом привыкли. Сейчас слово Кривого Ибрагима для них то же самое, что слово Аллаха. А все слова в уста Кривого Ибрагима вкладывает Судья.
– Это какой-то шайтан, – озабоченно сказал араб. – Хорошо, веди нас к реке. У нас нет времени на то, чтобы вразумлять отступников. Хаттаб ждет нас уже три дня. Кстати, это большой крюк?
– Это как раз по дороге, – обрадованно ответил проводник. Перспектива принять участие в перестрелке с бешеными псами Судьи его ничуть не прельщала.
Араб обернулся к своим людям, две трети которых ни слова не понимали по-русски, и отдал короткую команду. Недовольно бормоча и вздыхая, наемники принялись навьючиваться своей поклажей. Один из эфиопов, кряхтя от натуги, взвалил на плечи продолговатый цинковый ящик и продел руки в приделанные к нему брезентовые лямки.
– Эти патроны такие тяжелые, – пожаловался он по-арабски своему соплеменнику.
– Ничего, – сверкнув зубами, ответил тот, – зато, когда доберемся до места, Хаттаб сделает тебя своим любимым верблюдом и разрешит объесть все кусты вокруг лагеря.
– Если их уже не объели другие верблюды Хаттаба, – проворчал первый эфиоп, поудобнее пристраивая на спине тяжелый ящик.
– Веди, – сказал командир отряда проводнику.
Тот еще раз огляделся, задумчиво вычесывая пятерней застрявший в бороде мусор, решительно повернулся лицом к востоку и шагнул вперед.
Шагнуть во второй раз он не успел. Многократно отразившись от каменных стен, над ущельем прокатился одинокий винтовочный выстрел. Проводник покачнулся, балансируя на плоском камне, нелепо взмахнул руками, словно собираясь отвесить цирковой поклон, и боком упал на тропу. Глаза его были широко открыты, из-под бороды текла темная кровь.
Эхо первого выстрела еще металось над ущельем, постепенно слабея и затихая вдали, когда по отряду со всех сторон ударили из автоматов. Воздух мгновенно наполнился грохотом выстрелов, визгом рикошетов и сухим треском крошащегося под ударами пуль камня. Острые каменные осколки фонтанами разлетались в стороны, раня, как шрапнель, повсюду на склонах бились бледные вспышки выстрелов и поднимались кверху прозрачные дымки. Угодивший под кинжальный огонь отряд был уничтожен в течение нескольких быстротечных минут. Нападавшие били на выбор, прячась в надежных укрытиях, не оставляя наемникам ни малейшего шанса.
Эфиоп, нагруженный патронным ящиком, сразу же был ранен в ногу. Пуля ударила его в голень, он упал, как сбитая кегля, и тяжеленный цинк с патронами для автомата Калашникова, обрушившись на него сверху, переломил ему шею, как сухую ветку. Эфиоп умер мгновенно, и на его неестественно вывернутом вверх и в сторону лице застыла гримаса мучительной боли пополам с недоумением.
Его товарищ успел разрядить свой гранатомет по большому обломку скалы, рядом с которым увидел короткие злые вспышки выстрелов. Отшвырнув ставшую бесполезной трубу гранатомета, он сорвал с плеча автомат и, припав на одно колено, дал несколько очередей, прежде чем ответная очередь из укрытия прошила ему живот, перебила ключицу и разнесла череп.