Груз для Слепого
Шрифт:
Папка с документами перешла к майору. Он взял ее и еще минут десять походил вдоль вагона, оглядываясь по сторонам – может, хоть перед самым отправлением что-то выяснится. К нему приблизился человек в камуфляжной форме, широколицый, с седеющими висками, и подойдя почти вплотную, задышал в ухо.
– Смотри, майор, отвечаешь за груз головой.
– Понял, товарищ полковник, – тоже шепотом ответил Борщев, так и не поняв, что за груз ему и его людям выпало сопровождать.
– Тебе дается полный карт-бланш, можешь не соблюдать инструкций, действуй по своему усмотрению. Судить тебя
– Да, товарищ полковник, все понятно. Только меня немного удивляют меры предосторожности, вооружение. К чему оно?
– Не ровен час – пригодится, – полковник подмигнул, глядя в глаза Борщеву, и криво улыбнулся.
От этой улыбки у Борщева холодок пробежал вдоль позвоночника. Майор сразу весь подтянулся и единственное, чего не сделал, так это не отдал честь, даже рукой взмахнул, но так и не приложил правую ладонь к виску.
– Давайте прощаться, майор, через пять минут отправляетесь. Смотри в оба, тебе дали лучших людей, самых надежных, проверенных.
Военные обменялись рукопожатием.
– Смотри… Даже самый надежный человек, если ему волю дать, схалявить норовит, – высказал на прощание основное положение нехитрой военной философии полковник.
– Знаю, товарищ полковник, – согласился майор и, поняв, что разговор окончен, направился к вагону.
Не прошло и трех минут, как к этому почтовому вагону подцепили еще четыре точно таких же. Но если в первом вагоне хранились ящики с грузом, четыре остальных так и остались пустыми.
Майор Борщев вообще-то был уникальным человеком. В свое время он служил в конвойных войсках и ему доводилось сопровождать самых отъявленных мерзавцев – тех, кто приговорен к «вышке», кому в этой жизни уже нечего терять, кроме самой жизни. Короче, ему приходилось перевозить людей, готовых на все.
Про службу в конвойном полку Борщев не любил вспоминать. Правда, иногда, выпив со своими спутниками, со своими однополчанами по стаканчику, он становился задумчив, и разговор тогда сам собой переходил с обсуждения политических событий в стране – на женщин, или, что случалось крайне редко, принимал форму воспоминаний. И тогда майор Борщев становился угрюмым, его суровое лицо делалось непроницаемым, глаза превращались в щелки и начинали зло сверкать.
– Ненавижу! Ненавижу уголовников, всю эту шваль, эти отбросы общества! – шептал майор, и его сильная рука тянулась к стакану с водкой.
– Борис, успокойся, все мы через это прошли, – говорили приятели.
Но Борщев становился неуправляемым.
– Суки они все! Суки! На чужой крови, на чужом счастье делают себе жизнь. И вообще, все вокруг суки, положиться можно только на своих.
А своих, проверенных, в то время, когда Борщев получил звезду майора, осталось вокруг него совсем мало. Некоторые погибли, другие спились, а большинство сослуживцев майора без сожаления бросили службу в конвойных войсках и ушли работать охранниками во всевозможные частные фирмы, которых развелось видимо-невидимо.
Борщев влез в вагон, осмотрелся. Ящики с грузом стояли у дальней стены. На всякий случай он еще раз осмотрел
– Ну что, ребята? Дело есть дело. Четыре сержанта вскочили, готовые отдать честь своему командиру, но майор устало махнул рукой.
– Ладно, сидите, отдыхайте. Дорога у нас не близкая.
– Так хоть поспим вволю, товарищ майор? – поинтересовался молоденький сержант Павел Копейщиков.
– Ты, Паша, только и думаешь о том, где бы привалиться и поспать.
– А о чем мне еще думать, товарищ майор? – улыбнулся в ответ сержант.
– Думай о том, чтобы груз доставить в целости и сохранности.
– Обойдется. Не первый же раз! Тем более с вами, товарищ майор, я ничего не боюсь.
– Хватит, сержант, займись делом. Проверь рацию, все ли в порядке.
Копейщиков кивнул и принялся ковыряться в рации.
Капитан Лазарев вытащил обойму из своего пистолета, повертел в руках, любуясь тусклым блеском меди патронов и ловко, одним движением вправил ее назад в рукоять любимого пистолета.
– ' – О чем думаешь? – обратился к капитану майор.
– Да ни о чем я не думаю. Не выспался – единственная проблема.
– Можешь поспать часика два-три. Но только после того, как тронемся.
Дверь была закрыта, вагоны дернулись, лязгнуло железо, и поезд с грузом медленно покатил по сверкающим, в искорках инея, рельсам.
Майор знал, что поезд должен ехать без остановок. Этому составу везде обеспечен зеленый коридор. Через каждые четыре часа предписано связываться по рации с координатором и передавать ему одну и ту же информацию-пароль. Это – если все нормально, и специальный сигнал, если случится ЧП. На столике лежала развернутая карта, на которой синим фломастером был отмечен маршрут следования, а рядом – листок с распечатанным мелким шрифтом графиком движения поезда.
Майор положил карандаш на белый лист, взглянул на часы и отметил время – 4:32. Поезд с пятью вагонами отошел от станции именно в это время.
Капитан Лазарев тоже взглянул на часы, чтобы не отстать от командира, затем лег на полку и, прикрывшись бушлатом, мгновенно уснул.
А вот майору Борщеву было не по себе. Какие-то нехорошие, тревожные предчувствия угнетали его душу. Майор знал: предчувствия его почти никогда не обманывают. На душе стало сумрачно, губы Борщева кривились.
«Что за чертовщина? – задавал он себе один и тот же вопрос уже много раз. – Все как всегда. Груз получен, пломбы проверены, охрана надежная».
Действительно, на этот раз майор взял самых лучших людей, на которых можно положиться в критической ситуации. Но все равно что-то угнетало его. А вот что? То ли взгляд полковника, брошенный на прощание, то ли интонация его голоса… Во всем этом с самого начала было что-то не то. Майор пытался сообразить, что же его смущает, что заставило насторожиться. То ли слишком уж раздутые, но не показные, секретность и осторожность при переноске с двух военных грузовиков на маленькой станции, на запасном пути в почтовый вагон этих злополучных ящиков, то ли количество охраны, доставившей груз к поезду.