Грязь, пот и слезы
Шрифт:
Я не предполагал, каким тяжелым окажется возвращение в базовый лагерь. Мышцы ног сводило от напряжения, сердце бешено колотилось, легкие горели, когда я пытался втянуть в себя каждую унцию кислорода из разреженного воздуха.
Целый день пребывания во льдах измучил меня. Перевозбуждение, повышенная концентрация внимания и условия высоты привели к полному изнеможению. Этот род усталости невозможно описать: ты чувствуешь себя совершенно немощным и опустошенным.
Звон металлических карабинов на моем снаряжении нагонял дремоту. Я крепко зажмурился, потом открыл глаза и постарался дышать как можно более ритмично.
Мы находились на высоте восемнадцать тысяч футов над уровнем моря, в преддверии смертельных объятий Эвереста. Я неловко возился с веревками трясущимися пальцами. Это был результат крайнего перенапряжения и усталости.
Прошел час, а мы, казалось, ничуть не приблизились к базовому лагерю, к тому же начинало темнеть. Я нервно оглядел ледопад. Где-то здесь мы условились с Нимой встретиться. Я внимательно осматривался, но нигде его не видел.
Я вдавил кошки в снег, прислонился к склону, чтобы выровнять дыхание, и стал ждать Мика. Он был от меня в десяти футах, осторожно ступая по неровной поверхности расколовшихся глыб льда. Больше девяти часов мы провели в изрезанном трещинами ледяном лабиринте и уже приучились передвигаться с большой осмотрительностью.
Наблюдая за ним, я понимал, что, уж если могучий Мик идет так медленно, значит, мы действительно высоко забрались. Я оттолкнулся от склона и сделал еще несколько шагов, внимательно проверяя лед под ногами. Добравшись до конца одной веревки, я отстегнулся, тяжело перевел дух и взялся за следующую веревку.
Держа ее в руке, я огляделся, еще раз набрал воздуха в легкие и пристегнул карабин к веревке. И вдруг земля подо мной дрогнула. Я посмотрел вниз и увидел, как во льду подо мной с тихим шелестом появляется трещина, на глазах превращаясь в расселину.
Я замер. Воцарилась неестественная тишина. Сзади опять раздался негромкий треск, а затем вдруг лед подо мной обрушился, и я стал падать. Падать в эту черную и бездонную пропасть. И вдруг меня швырнуло на серую стену расселины.
Потом с силой отбросило к противоположной стене, так что я больно ударился об лед плечом и локтем. И я повис на тонкой веревке, к которой только что пристегнулся. Вращаясь на ней, я когтями кошек уцепился за выступ в ледяной стене.
Я закричал и услышал, как гулкое эхо вторило моему крику в этой черной пропасти. На меня посыпались осколки льда, один крупный кусок угодил мне в голову, запрокинув ее назад. На несколько секунд я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, мимо опять пронесся кусок льда – он оказался последним. И снова мертвая тишина. Повиснув на веревке, я медленно вращался вокруг своей оси, не в силах сдержать конвульсивную дрожь.
Я закричал вверх, зовя Мика, и эхо повторяло мои крики. Я посмотрел на луч света наверху, потом в зияющую подо мной бездну.
В отчаянии я попытался схватиться за стену, но она была гладкой, как стекло. Я с размаху занес и обрушил на стену ледоруб, но лезвие соскользнуло. Кошки безуспешно царапали поверхность льда, не находя зацепки.
Я немного подтянулся на веревке и с отчаянием устремил взгляд вверх, на край пропасти. В двадцать три года я оказался на грани смерти.
Уже во второй раз.
Глава 80
Веревка, на которой я болтался, не могла долго выдерживать вес моего тела.
Это была легкая и тонкая веревка, которую меняли каждые несколько дней, как только движущийся лед срывал ее с колышков. Она служила для ориентировки, была скорее моральной поддержкой, не то что толстый и прочный канат, которым пользуются во время подъема в горах.
В любую минуту она могла оборваться. Секунды казались мне вечностью. И вдруг я почувствовал, что кто-то с силой тянет веревку вверх. Я снова ударил кошками в стену. На этот раз они врезались в лед.
Я медленно поднимался, с каждым рывком кверху вонзая в стену когти кошек на несколько футов выше. Оказавшись у края расселины, я вогнал в него ледоруб и выбрался наверх.
Сильные руки схватили меня за куртку и оттащили от пропасти. Я отполз в сторону и в изнеможении распластался на снегу. Я лежал, уткнувшись лицом в снег, закрыв глаза и не выпуская рук Мика и Нимы, и от пережитого страха содрогался в конвульсиях.
Если бы Нима не услышал грохот обвала и не оказался так близко, я бы погиб, сомневаюсь, что у Мика хватило бы сил вытащить меня. Так что Нима спас мне жизнь.
Два часа я с помощью Мика спускался в базовый лагерь. Я нервно перехватывал веревки, сразу пристегиваясь к ним с помощью карабина.
Я спускался по лестницам совершенно другим человеком, полностью утратив уверенность в себе. Дыхание мое было частым и прерывистым, сил практически не оставалось.
Пребывание на тонкой грани между жизнью и смертью может закалить человека или превратить его в развалину. Сейчас я и был такой развалиной. А ведь мы еще не начали по-настоящему подниматься на Эверест.
Лежа один в своей палатке той ночью, я тихо плакал. Я мог погибнуть вот уже второй раз за последние несколько лет.
Я записал происшедшее:
«31 марта, полночь.
Сегодня был настоящий кошмар. До сих пор понять не могу, как я удержался на веревке.
За ужином Нима поведал своим друзьям шерпам о случившемся, сопровождая рассказ быстрыми, драматическими жестами. Тенгба, наш молчаливый повар, положил мне двойную порцию еды, вероятно желая поддержать меня. Чудесный парень. Он по опыту знает, какой суровой может быть гора.
Сильно болит локоть, ушибленный о стену расселины, я даже чувствую мелкие осколки кости, плавающие внутри наполненного жидкостью мешочка, образовавшегося вокруг ушиба, и меня это тревожит. Доктор говорит, что нужно натирать его мазью и ждать, когда ушиб заживет. Хорошо еще, что я ударился не головой.
Я никак не могу заснуть – все время вижу под собой эту бездонную пропасть, и стоит мне закрыть глаза, как меня охватывает смертельный ужас. В момент падения тебя охватывает абсолютная беспомощность. Я снова пережил этот кошмар, как во время падения с парашютом.