Грязные улицы Небес
Шрифт:
Для такой ранней весны день выдался неожиданно теплым. Грузчики в порту перевозили на карах коричневые мешки. Зеваки грелись на солнце и, радуясь свежему бризу, наблюдали за яхтами и лодками. Когда мои клетки мозга ожили, я вспомнил о своем обещании — завтра мне предстояла опека над стажером Сэма. То есть этот вечер (при условии, если не вмешается адвокатская практика) был моим единственным шансом на рекогносцировку «Харчевни». До наступления сумерек я планировал съездить в район университета, чтобы осмотреть там студенческую забегаловку и определить возможные пути отхода. Кроме того, мне требовалось время для размышлений. Наверное, какой-нибудь парень мог бы обдумать ситуацию еще на протяжении неуклюжей беседы с бывшей любовницей (с которой он не желал
Даже если вам не доводилось бывать в Сан-Джудас, вы наверняка что-то слышали о Стэнфордском университете: «Гарварде» Запада, альма-матер нескольких президентов США и (хотя об этом мало говорится) колыбели бесчисленного количества жутких видов тактического оружия, включая водородную бомбу.
Напомню вам, что в середине девятнадцатого века на территории Северной Калифорнии был один-единственный крупный город — Сан-Франциско. Он начал развиваться в эпоху Золотой лихорадки, и с тех пор его процветание лишь набирало ход. Именно здесь, на пути к золотым приискам, всем искателям приключений продавали орудия старателей — и там же за бесценок покупали их у неудачников, которые возвращались назад. В этом городе за деньги можно было заказать любые услуги — в том числе незаконные. Через пасть залива, прямо напротив Сан-Франциско, быстро вырос Окленд, превратившийся в трамплин к золотым холмам Калифорнии.
Чуть позже появилось еще два крупных города. Один возник на юго-восточном конце залива и сформировался вокруг христианской миссии «Сан-Хосе». Другой стал скромным продолжением миссии «Сан-Джудас Тадео», располагавшейся на реке Редвуд. Даже сейчас вы можете найти идиотов, которые связывают это название с Иудой Искариотом — предателем Иисуса Христа (хотя уже через столетие разросшийся город постепенно начал соответствовать данному мнению). На самом деле Сан-Джудас был назван в честь Святого Иуды — покровителя всех обездоленных, нелюбимых и страждущих. Иными словами, бывший ученик Христа тут совершенно ни при чем.
Все больше людей нуждались в древесине для домов и лодок. На холмах западнее Сан-Джудас появились сотни лесопилок. Поселенцы углубили фарватер Редвуда и принялись перевозить на баржах бревна в новую гавань. Когда город начал разрастаться, на гряде Санта-Круз нашли нефть. Ее переправляли по реке в порты Сан-Джудас. Внезапный расцвет торгового и транспортного центра длился около десятка лет, но этого было достаточно, чтобы Сан-Хосе и другие претенденты на титул второго города Залива отказались от радужных грез.
С тех пор Сан-Джудас так и жил, пируя во время голода и проходя через стадии взлетов и падений. Нефтяной и портовый город постепенно обзавелся промышленностью. Во время Второй мировой войны здесь выросли оборонные заводы. Основным толчком для развития технологий стало обилие ученых и инженеров из Стэнфордского и других местных университетов. Таким образом, Сан-Джудас, наряду с Беркли и Сан-Франциско, превратился в центр информационной и технологической революции.
Основатель университета Леланд Стэнфорд был предпринимателем викторианской эры — для многих «бароном-разбойником». Став губернатором Калифорнии, он приступил к строительству огромного учебного заведения. Университет был назван в честь его единственного сына, погибшего от тифа. Первые несколько лет стройка велась по современным канонам архитектуры. Но затем супруга Стэнфорда умерла при пожаре, и губернатор не смог спасти ее по той причине, что дверь дома оказалась запертой. Он слышал ее ужасные крики и после этого никогда уже не был прежним человеком. Вместе с ним поменялся и вид учебного заведения. Университет перестал выглядеть открытым и гостеприимным местом — никаких современных зданий из светлого песчаника, никаких прекрасных панорам на западные холмы. Учебные корпуса росли вширь и вверх, вознося к небесам колючие шпили готических башен. После того как ушедший в отставку губернатор подарил свое детище государству, там выросли стены с бойницами и пушками.
Век назад Камино Рил (большая магистраль, идущая в направлении север — юг и соединяющая Сан-Франциско с дальней стороной залива) проходила через территорию университета. Где-то в двадцатых годах прошлого столетия Совет правления Стэнфорда решил, что студентам мешает шум проезжавших автомобилей. Городские власти закрыли свободный проезд по роскошной парковой зоне университета, перенесли дорогу в сторону и направили ее в длинный тоннель, который проходит под узкой частью стэнфордской территории. Сейчас у каждого водителя имеется широкий выбор: он может использовать тоннель; он может отстоять в очереди и, пройдя проверку, купить разрешение на проезд по участку дороги между закрытыми университетскими воротами; или он может повернуть назад и уехать к черту куда-нибудь подальше.
После фатального пожара, убившего миссис Стэнфорд, какой-то пьяный слуга — отвратительный жалкий мерзавец — пустил слух, что губернатор регулярно «наступал на пробку». Тем не менее долгие годы в стэнфордских кампусах и вблизи университетских стен не продавалось ни капли алкоголя. Через многие десятилетия этот остов правил дал течь. Хотя сам университет еще поддерживал былую трезвость, в тени его стен окопалось множество питейных заведений, ублажающих стэнфордских студентов. Похоже, изучение наук по управлению миром вызывает немалую жажду.
«Харчевня» была одним из баров, гнездившихся между Камино Рил и дорогой, ведущей в университет. Она располагалась всего лишь в нескольких ярдах от огромных закрытых ворот Брэннера, чьи черные гранитные колонны, покрытые блестящими полированными плитами, постоянно выглядят мокрыми, как после дождя. Поскольку «Харчевня» всегда казалась мне студенческой забегаловкой, я не заходил внутрь заведения. Однажды меня вызвали к клиенту, которого на парковке переехал пьяный профессор. Я помог погибшему студенту уйти на Небеса. Та стоянка была самым близким местом к вышеназванному бару.
Итак, если Жировик не ошибался, в «Харчевне» меня могли ожидать любые сюрпризы. Если тут развлекалась одна из самых крупных шишек Ада, то заведение действительно могло оказаться чертовски опасным. Приближаясь к этому притону, я чувствовал себя как частный детектив, который собирался устроить в мотеле искрометное разоблачение очередного супруга-изменника.
В деле Уолкера и Трававоска оставалось слишком много непонятных моментов. Чтобы разобраться с ними, мне требовалась помощь графини. Прежде всего, я был обеспокоен тем, как быстро и небрежно мои боссы согласились на требования Оппозиции и направили меня к их канцлеру для допроса. Я больше не чувствовал себя защищенным (надеюсь, вы понимаете меня). Мне требовался другой взгляд на данный вопрос — перспектива, которую могла дать невероятно привлекательная женщина. Тут не было моей вины. Просто так сложилась ситуация. Во всяком случае, мне хотелось верить в это объяснение. Должен признать, что, несмотря на наше мимолетное знакомство, я с трудом отгонял мысли о таинственной и очаровательной графине.
Потому что это ее способ соблазнения,напомнил я себе. Эдакий маленький фальшивый червячок, извивающийся над зубастой пастью глубоководной рыбины.
Я видел этот бар несчетное количество раз — особенно его знаменитую вывеску «Харч…ня», с двумя разбитыми буквами. Заведение выглядело как студенческий погребок середины прошлого века — длинное низкое деревянное строение с крохотными окнами. Стены пестрели остроумными надписями прежних выпускников и рекламами «вам повезло: мы предлагаем два наших товара по цене одного». Когда я переступил порог поцарапанной и многократно перекрашенной двери, меня удивило, каким большим на самом деле было заведение. Главный зал уходил в соседнюю пристройку, и в тусклом свете ламп, свисавших с низкого потолка, я изумлялся количеству людей, посещавших эту забегаловку, — причем в середине рабочего дня.