Грязный бизнес
Шрифт:
– Ты же сказал, что не хочешь, чтобы Огастин слышал, как Иверс разделывает тебя. Раз ты признаешь, что Иверс собирается устроить тебе трепку, значит, ты ее заслужил. Правильно?
Тоцци сердито на него посмотрел. Его беспокоило, не будет ли им поставлена в укор встреча в ресторане с Лесли Хэллоран. Мак-Клири вполне мог прямо из ресторана отправиться к Огастину и нашептать ему в уши. Они не обсуждали судебный процесс, так что причин для взыскания не было, но, как заметил Мак-Клири, была видимость чего-то предосудительного, противозаконного. Очень плохо. Ему
Они завернули за угол и прошли вдоль длинного, ярко освещенного коридора. Все руководители отделов сидели в этом крыле. В самом конце коридора находились просторные апартаменты прокурора США и его высокопоставленных приближенных.
Насколько помнил Тоцци, у всех в этом крыле были прекрасные кабинеты – со стенами, окрашенными отнюдь не скучной, казенной краской, старинной мебелью и ковровым покрытием по всему полу. Они подошли к двойной темной двери кабинета Огастина, на ней золотыми буквами было написано: «Томас У. Огастин III, помощник прокурора США по Южному округу Нью-Йорка, отдел по борьбе с наркотиками». Тоцци повернул тяжелую бронзовую ручку и открыл дверь.
Один из помощников Огастина сидел за секретарским столом. Он был очень молод: самое большее – год-два после окончания юридического колледжа – и имел деловой, сосредоточенный вид. Ни дать ни взять Огастин-стажер.
– Вас ждут, – сказал помощник, кивая еще на одну двойную дверь рядом с его столом. – Проходите.
Он даже слова выговаривал, как Огастин, вежливо и слегка высокомерно.
Первым вошел Тоцци. Атмосфера в кабинете была напряженная, вызывающая самые дурные предчувствия. Начать с того, что, несмотря на пасмурный день, шторы на окнах были почему-то опущены. Огастин сидел за своим большим полированным столом в островке света, исходящего от бронзовой настольной лампы. Начальник отдела по особым делам Брент Иверс сидел в мягком кресле напротив Огастина. Когда они вошли, он быстро встал и повернулся к ним лицом. Иверс был взволнован и разгорячен, словно котел, готовый взорваться.
– Ну наконец-то, – процедил он сквозь зубы.
Огастин, который сидел слегка опустив голову и держа в руках пресс-папье, исподлобья взглянул на них. Ни приветствия, ни какой-нибудь паршивой любезности – ничего. Для него очень нехарактерно. Определенно что-то произошло.
– Ну? Что вы можете сказать? – спросил Иверс, и лицо его приобрело еще более суровое выражение.
У Гиббонса раздулись ноздри.
– Поздравления с Рождеством вас устроят? – спросил он.
Тоцци прикрыл рот рукой, чтобы скрыть улыбку.
Неожиданно Иверс уставил на него острый палец.
– Вы уже по уши в дерьме, мистер. Не усугубляйте своего положения.
Тоцци посмотрел на своего напарника. Гиббонс пожал плечами. Что здесь, к дьяволу, происходит? Почему Огастин так странно на него смотрит?
Гиббонс сбросил пальто и перекинул его через руку.
– Вы хотели нас видеть. Нам передали, что это очень срочно. Мы здесь. Так что говорите, в чем дело.
– Значит, вы не догадываетесь, зачем вас сюда вызвали? – Сарказм для Иверса тоже нехарактерен. Похоже, случилось что-то очень скверное.
– Вы что, не слышали об этом в новостях? – спросил Огастин. Он был намного спокойнее Иверса, но очень мрачен.
Тоцци швырнул свое пальто на диван.
– О чем – об этом? Мы что тут – в игры играем? Что вы имеете в виду? Говорите прямо.
– Где вы были весь день? Вы оба?
– Этим утром дома нас не было. Как-никак сегодня сочельник.
– Не болтай, Тоцци. Отвечай конкретно, где ты был, – повысил голос Иверс.
Тоцци недоумевающе взглянул на него.
– Почти все утро я провисел на телефоне – искал священника, который бы отслужил молебен по моему дядюшке.
– И это заняло все утро?
– Часа два-три. Мой дядя не принадлежал к общине свое-то прихода, поэтому никто не хотел его отпевать. Наконец в каком-то крохотном приходе в Джерси-Сити я отыскал одного шамана, который согласился сделать это за «приемлемое вознаграждение». Пятьсот долларов! Пять сотен баксов только за то, чтобы побрызгать святой водичкой, сжечь чуть-чуть ладана и прочесть несколько молитв. Самое настоящее вымогательство.
Гиббонс посмотрел на него.
– Пятьсот баксов? И ты на самом деле собираешься их платить?
Тоцци пожал плечами.
– У меня нет выбора. Если только ты сам не сделаешь этого.
– Тихо! Где ты был потом?
– Потом я встретился с Гиббонсом, чтобы вместе перекусить. С моей кузиной Лоррейн. – Он замолчал, раздумывая, говорить все или нет, но, вспомнив о Мак-Клири, добавил: – И Лесли Хэллоран.
Иверс был красен и зол.
– А вы, Гиббонс? Где были вы?
– Я ушел из дома около девяти, приехал в Сити и отправился к «Мэйси» за рождественскими покупками.
– Вместе с женой?
– Мы приехали вместе, она высадила меня на Тридцать четвертой улице, и я пошел за подарками для нее.
– Был с вами кто-нибудь еще? Не видели ли вы кого-нибудь, кто бы смог подтвердить ваши слова?
– Послушайте, Иверс, что здесь, к черту, происходит? Если вы в чем-то нас обвиняете, скажите – в чем.
Прежде чем заговорить, Иверс посмотрел на Огастина. Тот кивнул, и Иверс продолжал:
– Я хочу, чтобы вы знали: я изо всех сил стараюсь спасти ваши задницы. – Он уставился на Тоцци. – Хотя почему, собственно, я должен это делать?
Огастин выпрямился в своем кресле и посмотрел на них. Затем глубоко вздохнул и произнес:
– Об этом сообщалось во всех новостях. Мы полагали, что вы должны были слышать. – Он еще раз вздохнул. – Сегодня утром в доме вашего дядюшки произошла настоящая резня. Убит Винсент Джордано. И Марти Блюм.
– Сантьяго и Куни тоже, – добавил Иверс, неожиданно сникнув.
Мороз пробежал по спине Тоцци.
– О Боже.
Его первая мысль была о жене Сантьяго и их будущем ребенке.
– Как? – сдерживая приступ ярости, произнес Гиббонс.