Грязный бизнес
Шрифт:
– Мистер Огастин! – Сержант был так поражен, будто увидел перед собой Папу Римского.
– Это ошибка. Большая ошибка. – Лицо у Огастина было помято, глаза лихорадочно бегали. Он, как попугай, твердил о совершенной ошибке.
Тоцци подошел к Огастину и посмотрел на него сверху вниз.
– Как дела. Том? – И он быстро залез в карман Огастина.
– Что ты себе позволяешь? – Огастин все еще был на коне.
– Я кое-что ищу. Том.
– Прекратите, – распорядился сержант. – Вы отстранены от исполнения служебных обязанностей.
– Зато я при исполнении. –
Сержант сделал недовольную гримасу, но спорить не стал.
– Я его уже погладил, – отозвался Мак-Клири. – Его пистолеты у нас.
– Я ищу другое.
Тоцци продолжал свои поиски, приподнимая Огастина за лацканы пальто, обшаривая все его карманы.
Огастин, казалось, был на грани помешательства: он делал жуткие гримасы, производил странные звуки, блуждающий взгляд его не мог ни на чем сосредоточиться. Сразу видно – не привык, чтобы к нему прикасались.
– Это незаконно. Офицер, я требую...
– А, вот он.
То, что Тоцци искал, лежало в боковом кармане "пиджака Огастина – клочок ковра с восточным орнаментом. Неровный кусочек размером четыре на четыре.
– Прошу прощения, – сказал Тоцци собравшимся вокруг копам и, пробравшись к фургону, принялся разворачивать ковер. – Помоги мне. Гиб.
Вдвоем они развернули на тротуаре весь ковер. Толпа шумела. Все увидели, что в одном из углов ковра вырезан маленький квадрат. В отверстие виднелась серая пластиковая прослойка. На пластике был маленький кусочек клейкой ленты. Тоцци опустился на колени и приставил вырезанный квадрат к ковру как последний фрагмент картинки-загадки.
– Ну, сукин сын, – произнес он, глядя на Огастина, – что ты на это скажешь? Подходит в точности.
– А что это за пластиковая прослойка внутри? – заинтересовался сержант. Голос у него был мрачный и грубый – по-видимому, еще один представитель клана Мак-Клири.
– Можете узнать, – ответил Тоцци.
Он отодрал клейкую ленту.
– У кого-нибудь есть нож?
Перочинный ножичек обнаружился у Мак-Клири на цепочке с ключами. Тоцци обнажил лезвие и ввел его в уже сделанный в пластике разрез. Когда он его вынул, лезвие было покрыто белой пудрой. Ветер неожиданно подхватил ее и сдул на ковер.
– Что это? – сурово спросил сержант.
– Спорю, не сахарная пудра, – ответил Тоцци.
– Мне подсунули этот клочок, – с возмущением произнес Огастин. – Этот человек пытается меня оклеветать.
Мак-Клири звякнул цепью и заставил его снова выгнуться.
– Может, не будем усугублять ситуацию, а?
– Офицер, я требую, чтобы меня освободили. Это клевета. У вас есть полномочия. Сделайте что-нибудь.
Сержант поджал губы и, обдумывая ситуацию, уставился на странную позу Огастина. Гиббонс, поймав взгляд сержанта, пожал плечами:
– Сорок килограммов. Героин. Даю слово. Если тебе не нужен орден, то мы не откажемся.
Сержант больше не колебался.
– Сверните ковер, – скомандовал он своим людям. – Заберите подозреваемого в центральное отделение. Там все выясним.
Двое полицейских подхватили Огастина под руки и повели. Сумасшедший лорд Фаунтлерой пытался бороться, но куда ему было до парней в синем.
– Успокойся, Том, я с тобой, – проговорил Мак-Клири ему на ухо. – Я не позволю, чтобы они забрали все лавры себе. – Затем он повернулся к Гиббонсу и Тоцци: – Вы идете?
Гиббонс покачал головой.
– Забирай его, он твой.
Тоцци пожал плечами.
– Официально я все еще отстранен от исполнения обязанностей. Мне хотелось бы помочь тебе, но...
– Ну, тогда пусть его голова украшает мою стену.
Огастин продолжал шуметь:
– Вы находите, что это очень смешно, Мак-Клири? Увидите, какое веселье я вам устрою. Вам всем. Вы даже не представляете, на что я способен. Вы не...
Он неожиданно остановился, его лицо побагровело. Огастин смотрел поверх толпы. Гиббонс проследил за его взглядом. В дверях многоквартирного дома стояли маленький старый человек и толстый, в прошлом веселый итальянец Зучетти и Саламандра.
– Все это ваша вина! – завопил Огастин поверх толпы, его лицо опять задергалось. – Вы не желали меня слушать. Тупой, неповоротливый крестьянский ум – вот ваша проблема. Вы сами все разрушили. Все было так хорошо задумано, но вы все сорвали. Вы просто грязные крестьяне. Вы не достойны меня.
Огастин все еще кричал, когда копы подтащили его к полицейскому фургону и запихнули в него головой вперед. Гиббонс задумался, для чего он открыто признал свою связь с сицилийцами? Нервы не выдержали или он уже начал строить свою защиту как душевнобольного? Об Огастине ничего нельзя сказать заранее. Этот ублюдок чертовски умен.
Молодой полицейский пробрался сквозь толпу, неся над головой моток клейкой ленты. Он передал его другому полицейскому. Тот встал на колени и заклеил прорезь в сером пластике, чтобы не потерять вещественное доказательство. Вдвоем они свернули ковер, взвалили его на плечи и унесли. От всего этого шума и неразберихи Гранд-стрит на время стала похожа на турецкий базар.
Гиббонс посмотрел на здание, откуда Зучетти с Саламандрой мрачно взирали на то, как уплывали их восемьдесят миллионов. Толстяк склонился к боссу и прошептал ему что-то на ухо. Старик выпятил нижнюю губу, пожал плечами и покачал головой. Затем они оба скрылись в доме. Гиббонс посмотрел наверх: кто-то опускал штору в одном из окон на третьем этаже. На телефонном столбе как раз напротив этого окна мерцала и, как сумасшедшая, раскачивалась на ветру огромная серебряная гирлянда из больших конфет.
Глава 25
«...Сейчас мы на Таймс-сквер. Здесь холодно и неуютно. Осталось ровно шестнадцать минут до полуночи, когда большое красное яблоко, которое вы видите на экранах своих телевизоров, упадет, возвестив начало Нового года».
На экране вновь появился Дик Кларк с микрофоном в руке. Он вел репортаж с одной из крыш на Таймс-сквер. Видно было, что он чертовски замерз.
– Мне никогда не нравился этот парень, – сказал Гиббонс, протягивая Тоцци свежее пиво.
Тоцци уселся рядом с ним на кушетке.