Шрифт:
«Меня научили убивать и бороться с этим,
Хоронить это поглубже, чтобы никто не смог этого найти,
Потому что никто ничего не хотел знать».
Благодарности:
Крису П. — за то, что он был моим другом, когда других не было.
Джону Фручианте [2] —
1
Аксель Роуз — вокалист легендарной группы Guns'N'Roses. В качестве эпиграфа используются слова из песни «Oh, My God».
Оане Бан[3] — за мой интерес к гимнастике.
Ричи Мэнику[4] — чьи слова и исчезновение преследуют меня.
Доги — навечно мне преданной кошке.
Дэвиду — за то, что он был единственным человеком, кому я доверил эту историю.
Моей семье — за то, что всегда поддерживала меня.
Моей жене Саре — которая всегда будет моим ангелом.
Каждый из нас — человек
Я ничего не значу для них.
Я всего лишь перечень отличий; ряд прилагательных, описывающих то, что они видят, глядя на меня; набор слов, чтобы охарактеризовать меня как человека.
Чудной человек потому что они так говорят.
Странный человек потому что они так говорят.
Замороченный человек.
Сломленный человек.
Мир станет лучше, если я не буду привлекать к себе внимание, так как мусор лучше бросать на обочине. Никто не обращает внимания на запахи или на опарышей, пока их не чувствуют, не видят пока они далеко.
Я стараюсь держаться как можно дальше от остальных. Хожу впритирку к стенам коридора. Прячусь за своими волосами, которые достаточно длинны, чтобы скрыть лицо. И считаю: если им нет дела до меня, то и мне нет дела до них.
Они говорят, что беспокоятся за меня. Всю жизнь обо мне кто-то печется. Учителя, школьные консультанты [5] , отец и мачеха…
Переживают, что я отличаюсь от других, что ко мне не тянутся ребята и у меня нет друзей, которым можно пожать руку, которых можно обнять… Переживают, что я не нуждаюсь в вещах, которые они пытаются мне навязать.
5
В американских средних школах нанимают специалиста, который советует ученикам, какие предметы изучать, а также помогает в решении проблем личного и эмоционального характера.
Их беспокоит мое молчание.
Они хотят знать, что происходит в моей душе.
Я не понимаю тебя, говорит отец каждый раз, когда я сижу перед ним, отвернувшись к стене, и мои глаза, занавешенные бесцветными прядями волос, напоминают выцветшие голубые джинсы; сижу, словно тигр в лесной чаще, свирепый и затаившийся. Я не понимаю, почему с тобой всегда так чертовски трудно!
Хочется сказать ему, что нет ничего непонятного в молчании.
Молчать лучше, чем говорить.
Молчать лучше, чем говорить правду.
К тому же… На самом деле они не хотят знать, что я чувствую. Не хотят слышать правду, потому что это их огорчает. Не желают слышать причитания моей матери о том, что я разрушил ее жизнь, что я причина ее пьянства. Они не хотят слышать о том ублюдке ее дружке О'Рое. И уж совсем они не желают слышать о том, что он находил меня слишком смазливым для мальчика, о том, как его потная, горячая рука обжигала меня, когда он гладил мою спину, а еще каков его стальной кулак, стоило мне попытаться вырваться от него.
Это поставило бы их в неловкое положение.
Это разрушило бы их представление о мире.
Им интересно только то, что происходит по их правилам как должно происходить. Все то, что коварно вкрадывается, чтобы разрушить приятные для них представления о хороших домах, больших машинах, и торговых пассажах, должно быть скрыто, похоронено, проигнорировано, а еще лучше забыто. Но все, что я вижу, глядя вокруг, это именно то плохое, что смогло просочиться демоны, живущие рядом с той тенью, где обитаю я. Я вижу, что они творят поэтому и стараюсь побольше молчать.
Теперь я умею врать.
И я отвечаю «отлично» на вопрос, как поживаю.
Потому что ко мне не лезут, если я в порядке, если я хорошо себя веду то есть только если я нормален. Ведь они потому и беспокоятся. Потому что я НЕНОРМАЛЕН. Я ненормально одеваюсь. У меня ненормальная прическа. Я не говорю нормальных вещей, как другие детки в коридорах. Хотелось бы, чтобы они это поняли. Чтобы они наконец перестали проявлять свое проклятое беспокойство и оставили меня в покое!
Ты ведешь себя так, чтобы тебя заметили, слышу я. Это говорят… девочки в нормальной одежде, с нормальными прическами и нормальными лицами, Ты просто хочешь выделиться. Они мнят себя ужасно умными и проницательными, полагая, что лезу из кожи вон, чтобы привлечь к себе внимание.
Ладно! Вы меня раскусили, обычно посмеиваюсь я в ответ, одаривая их широкой улыбкой в стиле «да пошли вы…», когда они проходят мимо.
Мачеха непременно спросила бы, зачем нужно так злиться, почему нельзя быть повежливее, стараться, чтобы меня поняли. Но как я могу им объяснить, что я с детства научился не привлекать к себе внимания. Ведь если я «высовывался», моя мать вспыхивала от ненависти. «Считаешь себя чертовски умным?» обычно спрашивала она. стирая улыбку с моего лица своими длинными ногтями, которые она холила каждый субботний вечер, сидя перед телевизором и поджидая своих дружков.
Мне не нужно их внимание.
Я просто хочу исчезнуть. Раствориться среди демонов, чтобы меня не замечали, и больше никто не лез в душу, причиняя боль.
И, похоже, это срабатывало. Всего пара месяцев в стенах этой школы, и большинство соучеников потеряли ко мне интерес. И им оказалось достаточно навесить на меня ярлык придурка и не замечать, пока я не попадался им на глаза.
Мы ведь держимся вместе — ненормальные. Мы чувствуем друг друга достаточно хорошо, чтобы знать, что нас не понимают. Мы легко сходимся… занимая одну общественную нишу в средней школе. Мы встречаемся в тени. Мы угадываем спины друг друга. Нас объединяет ненависть ко всему, а разделенная грусть служит утешением, ведь она всецело принадлежит нам и никто из чужих не властен над нашими чувствами.