Грюнвальд. Разгром Тевтонского ордена
Шрифт:
Другое дело, что «тевтоны» Валленроде допустили серьезную стратегическую ошибку, увлекшись преследованием бегущих литовцев (причем более легкое вооружение и, соответственно, большая быстрота литовцев и их союзников позволяли им убегать от тяжеловооруженных «крыжаков» гораздо быстрее, чем тем — преследовать «поганых язычников») хотя, как говорилось выше, среди воинов Витовта имелись и вооруженные не менее тяжело, чем отборные конники «проклятых крыжаков», число таких «кованых ратников» литовского князя было относительно невелико, и большинство их уже сложило головы в сече. Почему «тевтоны» — вопреки требованиям устава ордена! — позволили себе настолько увлечься преследованием литовцев, что фактически удалились с поля боя? Может быть, все дело в колоссальном психическом давлении, испытываемом «орденскими братьями» перед битвой и в ее начальной фазе, и в наступившей при виде бегущих литовцев «разрядке», заставившей «крыжаков» забыть все и вся, включая знаменитую орденскую дисциплину? А может быть, дело в гибели Верховного маршала фон Валленроде в ходе преследования литовцев (или еще в ходе предшествовавшего рукопашного боя — точный момент его гибели остался неизвестным)? Потеряв в кровавой сече предводителя, «тевтоны» левого крыла орденской армии расстроили свой боевой порядок и прекратили преследования только тогда, когда перед ними не осталось больше ни одного бегущего литовца…
Тем временем гохмейстеру Ульриху фон Юнгингену (в центре) и Великому комтуру Куно фон Лихтенштейну (на правом крыле) пришлось иметь дело со значительно превосходящей их силой в численном отношении польской частью союзного
Поляки спели свою старинную боевую песню «Богородица» [23] :
Божья Матерь, Дева Матерь, О, Пречистая Мария, Ты Христа нам Иисуса Ниспошли, низведи! Кирие элейсон [24] ! Христе, Сыне Божий, на Тя уповаем, Услыши глас наш, к Тебе взываем, Житие во смирении И по смерти спасение, Кирие элейсон! Адам, ты у Бога в совете. Взывают к тебе твои дети, Исполнили мы обеты, В чертог нас райский прими! Там радость, Там сладость, Там Бога мы узрим, Всевышнего узрим, Кирие элейсон!23
Автор текста и музыки «Богородицы» неизвестен. Существует легенда об авторстве святого Адальберта (Войтеха или Войцеха), принявшего мученическую смерть от прусских язычников за проповедь среди них христианского вероучения. В настоящее время эта легенда не принимается всерьез большинством историков, поскольку известно, что Войцех принадлежал к сторонникам использования в церкви только латинского языка. Однако столь авторитетный ученый, как Юзеф Биркенмейер, еще в своей монографии 1937 г. перечислил миссионеров-собратьев Войцеха по ордену (прибывших вместе с ним в Мазовию, являвшуюся в то время, как мы помним, отдельным от Польского королевства государством монахов-бенедиктинцев), а также их (неизвестные сегодня, но появившиеся еще в X в.) духовные песнопения в качестве возможного образца для «Богородицы». В гипотетический период появления «Богородицы» важным религиозным и литературным центром в северной Мазовии был Плоцк, столица епархии, в котором располагался также ведший активную проповедническую деятельность монастырь духовного ордена бенедиктинцев. Сохранившиеся описания литургий, служившихся в Плоцком соборе, свидетельствуют о раннем исполнении там и других духовных песнопений на польском языке. Однако однозначного свидетельства, что именно там появилась «Богородица», на сегодняшний день не существует.
Многие ученые указывают на схожесть образов гимна с проповедями Кирилла Туровского. Самая старая известная нам запись текста «Богородицы», включающая две строфы и снабжённая нотными знаками, датируется 1407 г. Текст гимна был записан на задней вклейке собрания латинских проповедей, скопированных Мацеем (Матфеем) из Грохова. В настоящее время эта вклейка хранится в Ягеллонской библиотеке г. Кракова (Польша). Начиная с середины XV в. к первоначальному тексту добавлялись все новые строфы. Второй сохранившейся до наших дней записью «Богородицы» является кодекс Decisiones rote Wilhelmi Horborg, в который это произведение было вписано в 1408 г. на обратной стороне 87-го листа. Этот манускрипт также хранится в Ягеллонской библиотеке.
В соответствии с тематикой, Александр Брюкнер считает строки 12–34 рождественской песней (польск.: piesn wielkanocna), а строки 35–48 — песней страстей Христовых (польск.: piesn pasyjna). Это деление принято и более поздними исследователями. В XVI в. к тексту добавлялись молельные строфы по случаю. Тем самым создавался все более длинный, но не слишком связный текст.
«Богородица» считается первой записанной песней на польском языке. У неё нет настоящего названия: обычно используемое название «Богородица» — просто первое слово текста (в самой старой записи это даже два раздельно написанных слова: «Bogu rodzica»). По сути, произведение представляет собой скорее молитву, чем песнь.
Со временем «Богородица» стала боевой песней польского рыцарства. По утверждению Яна Длугоша, именно «Богородицу» польские рыцари пели перед Танненбергской (Грюнвальдской) битвой с «тевтонами», а впоследствии — перед битвой с турками-османами при Варне. Ее исполняли также во время коронации короля Владислава III, причем весь обряд коронации происходил не латыни, и только «Богородица» исполнялась на польском языке.
В течение всего XV в. «Богородица» была королевским гимном династии Ягеллонов — потомков короля Владислава II Ягелло. Символикой «Богородицы» пользовались и польские композиторы XX в. Анджей Пануфнико по мотивам этой мелодии написал в 1963 г. финал своей «Священной симфонии» (Sinfonia sacra), посвященной тысячелетию крещения Польши. В 1975 г. другой польский композитор, Войцех Киляр, переложил «Богородицу» для хора и оркестра. Темой медленной части Кшиштофа Мейера, написанной под впечатлением введения военного положения в Польше при маршале Ярузельском под давлением СССР (1982), также является «Богородица».
24
Кирие элейсон! — Господи, помилуй! (греч.)
Поистине трагическая ирония судьбы заключалась в том, что поляки готовились идти в бой на ратоборцев Тевтонского ордена с пением гимна той самой Пресвятой Богородице и Приснодеве Марии, которую Тевтонский орден считал своей Небесной Заступницей и Покровительницей…
«Пыхая духом ратным», польские витязи двинулись в бой. Первая боевая линия («чельный гуф») польского войска состояла из королевских войск, а также краковских и малопольских отрядов. Ульрих фон Юнгинген противопоставил польскому натиску правое крыло орденского войска под командованием Великого комтура. Отражавшие польское наступление орденские рыцари из Эльбинга и Диршау, а также наемные конные лучники под командованием Кристофа фон Герсдорфа спешились и лихо дрались с конными поляками в пешем строю (как англичане бились с французскими рыцарями в сражениях при Креси, Пуатье и Азенкуре). Пока войска Лихтенштейна сдерживали польский натиск, сам гохмейстер, во главе Мариенбургского конвента, возглавил контратаку центра орденского войска, выстроенного «клином».
Нас было мало, слишком мало. От толп врагов темнела даль. Но твердым блеском засверкала Из ножен вынутая сталь!— как писал казачий поэт Николай Туроверов (правда, в иное время и по иному поводу).
4000 закованных в сталь «братьев-рыцарей» и «братьев-сариантов» на тяжелых боевых конях обрушились на «чельный гуф» поляков вниз по склону холма. Земля задрожала под копытами. Острия копий, обнаженные мечи, шлемы и латы сверкали на солнце. Столкновение «тевтонов» с поляками было ужасным. Опять полетели осколки бесчисленных сломанных копий, опять залязгали мечи о латы, закричали от боли раненые и умирающие. Все это слилось в невообразимую какофонию (или наоборот — оглушительную музыку боя), слышную далеко окрест. Гохмейстер прорвал первую боевую линию польского войска, развернулся в тылу у поляков и атаковал их повторно, на этот раз — с тыла. Он снова прорвал польский строй, оставив за собой кровавый след, однако поляки второй линии («вального гуфа») своевременно заполнили бреши, пробитые магистром в первой польской линии. Магистр снова развернулся и — вот уже в третий раз! — прорвал неприятельские боевые порядки. Этот третий по счету (за три часа жаркой
1) Флориан из Корытниц герба («гербового братства») Елита;
2) Завиша Чарный из Гарбова герба Сулима («Сулимчик»);
3) Ясько из Тарговиска герба Лис;
4) Станислав из Чарбиновиц герба Сулима;
5) Скарбек из Горы герба Габданк (Абданк);
6) Злодзей из Биспупиц герба Несоба;
7) Ян Варщовский герба Наленч;
8) Домрат из Кобылян герба Гжимала.
В своем романе «Крестоносцы» Генрик Сенкевич, в силу известных только ему причин, пишет, что Большая Краковская хоругвь пала из-за того, что какой-то «тевтон», вышибленный из седла, ухитрился подползти под коня польского хоругвеносца и распороть коню брюхо ножом. Этот эпизод с коварным и подлым, исподтишка, ударом ножом в брюхо лошади знаменосца (перекочевавший из романа Сенкевича даже в исторические исследования и учебники) является целиком и полностью вымыслом польского романиста, ибо ни Ян Длугош, ни другие хронисты о нем не упоминают. Наоборот, в «Истории» Длугоша написано черным по белому: «Между тем как крестоносцы стали напрягать все силы к победе, большое знамя польского короля Владислава с белым орлом, которое нес Марцин из Вроцимовиц, хорунжий краковский, рыцарь герба Полукозы, под вражеским натиском рушится на землю». Видимо, польский романист — лютый ненавистник «проклятых крыжаков» — просто не мог себе представить, чтобы польский «пан хорунжий — хлоп шноровый» мог дать выбить себя из седла какому-то подлому «тевтону» (не случайно во всех без исключения рыцарских поединках, описанных нобелевским лауреатом в романе «Крестоносцы», благородные поляки побеждают «мариан»). А вот подло, исподтишка, по-бандитски, ножом в брюхо коню — совсем другое дело…
То, что «тевтонским» бойцам удалось — пусть и ненадолго — завладеть столь хорошо охраняемым главным знаменем польского войска, является лишним свидетельством крайне ожесточенного характера сражения. После падения главного польского знамени в рядах орденского войска раздались ликующие крики. «Тевтоны» грянули победную песнь своего ордена:
Христос Воскресе После всех мучений. Мы все должны возрадоваться этому, Христос станет нашим утешением. Кирие элейсон! Если бы он не воскрес, То мир бы перестал существовать. С тех пор, как Он воскрес, Мы хвалим Отца Иисуса Христа. Кирие элейсон! Аллилуия [25] , Аллилуия, Аллилуия! Мы все должны возрадоваться этому, Христос станет нашим утешением! Кирие элейсон!25
Аллилуия! — Хвалите Бога! (др. — евр.)
Польские ряды пришли в замешательство. Ведь Большая Краковская хоругвь по внешнему виду была почти неотличима от знамени короля Владислава Ягелло. Поэтому падение Большой Краковской хоругви было воспринято многими поляками (и «тевтонами») как падение королевского знамени (а это могло означать и гибель короля Владислава от рук «проклятых крыжаков»). По полю боя стали разноситься слухи, что король Польши убит.
Однако предводитель польского войска Зындрам из Маш-ковиц мгновенно среагировал на случившееся. Для стабилизации заколебавшихся рядов польского «чельного гуфа» он осмотрительно использовал резервы из второй линии королевского войска. Великий князь Витовт умолил короля Владислава Ягелло, по-прежнему пребывавшего в глубоком тылу, показаться наконец своему изнемогавшему под натиском «крыжаков» войску. Поддавшись на уговоры князя Витовта, король Владислав, окруженный сильным отрядом телохранителей под командованием князя Александра Плоцкого, расположился на вершине холма — все еще в тылу польской армии, но на виду у своих воинов. Удостоившись наконец чести лицезреть своего короля, польские витязи снова воспрянули духом, и битва разгорелась с новой силой. «Братья» ордена Девы Марии, едва успев захватить главное знамя польского войска, вынуждены были бросить его, чтобы отразить возобновившиеся польские атаки.
Вслед за тем по приказу короля Владислава Ягелло в бой на обоих флангах польского войска были введены резервы, взятые из третьей линии («отвального гуфа»). Напряжение битвы все нарастало. На центр орденского войска обрушилась гигантская масса, под натиском которой «тевтонам» было все труднее удерживать фронт. Вокруг правого крыла «тевтонов», как рои быстро жалящих «ос, жала которых — стальные, и не ломаются в ране», неустанно кружились отряды татарских конных лучников на маленьких, увертливых лошадках. Многочасовой непрерывный бой означал огромную физическую нагрузку. Поскольку орденское войско сильно уступало неприятельскому в численности, Верховный магистр не имел возможности хотя бы на время выводить часть своих войск из боя, заменяя ее свежими, отдохнувшими отрядами. Постепенно союзники все дальше оттесняли орденское войско, вынужденное вложить почти всю свою силу в первый удар, на обоих флангах. Голодные, усталые и вымотанные ночным маршем, «тевтонские» войска, одержав победу над первым польским «гуфом», наткнулись на свежие и сытые польские резервы, вступившие в бой с утомленными «тевтонами», которым палящее солнце светило прямо в лицо. Превосходящим польским силам удалось оттеснить слабый орденский отряд, дислоцированный севернее деревни Танненберг, и захватить саму деревню. Другое крыло орденского войска, дислоцированное на берегу реки Земниц, также шаг за шагом оттеснялось поляками. Воины обеих армий дрались геройски, однако становилось все яснее, что союзники, обойдя орденское войско — теперь уже с трех сторон! — все туже сжимают вокруг него кольцо окружения.
К вечеру на поле сражения возвратились утратившие боевой порядок, нагруженные трофеями (они успели, между делом, разграбить «вагенбург» литовского войска), войска погибшего при преследовании литовцев маршала Валленроде. Уверенные в полной победе армии ордена над войском Ягелло и Витовта, они слишком поздно прекратили преследовать бегущих литовцев и, лишенные энергичного руководства, были на обратном пути частично перехвачены польскими войсками. Те же бойцы левого крыла «тевтонской» армии, которые благополучно возвратились на поле брани, снова вступили в бой. Однако их усилий оказалось недостаточно для того, чтобы переломить ход сражения.
Военное счастье отвернулось от Тевтонского ордена. Боевой порядок его войска был окончательно расстроен. Тысячи лучших рыцарей и воинов пали в многочасовом сражении. Некоторые «хоругви» продолжали биться без предводителей. Армия пришла в полный беспорядок. В сложившейся ситуации некоторые комтуры стали уговаривать Верховного магистра бежать с поля боя (или по крайней мере возглавить отвод войск). На это Ульрих фон Юнгинген возразил:
«Das soil, so Gott will, nicht geschehen, denn wo so mancher braver Ritter neben mir gefallen ist, will ich nicht aus dem Felde reiten». («Этого, по воле Божией, не произойдет, ибо я не ускачу с поля, на котором рядом со мной пало так много бравых рыцарей»).