ГСП «Спасите Китеж»
Шрифт:
Старик развернулся и медленно пошел по тропе вверх. Неждан последовал за ним. Сыромятин и вдова руянского князя на минуту задержались на берегу, безмолвно глядя друг другу в глаза. Первым не выдержал Никита и, неловко улыбнувшись, махнул рукой, пропуская Всеславу вперед. Она, согласно мотнув головой, ступила на тропу. Тяжелая льняная коса, не удержавшись в небрежно повязанном платке, скользнула вниз по узкой спине. И взгляд Сыромятина, словно зачарованный, метнулся следом. Всеслава быстро пошла вперед. Не решаясь заговорить с девушкой, патрульный отвел глаза. Он чуть приотстал и шел молча, с интересом поглядывая по сторонам.
За пять
Для переселенцев Арконы спасатели отобрали обширный архипелаг на северо-западе планеты. Арконцы уже начали осваивать самый высокий, довольно большой по площади островок, похожий на осколок горной страны, где были свои вершины, отвесные обрывы, и ущелья, и отдельные плато, с десятком живописных озер. Береговые обрывы уходили под воду метров до двухсот. Берега главного озера были изрезаны длинными узкими заливами типа фьордов и во многих местах представляли собой отвесные скалы, расчлененные трещинами на отдельные крупные блоки. Воды его кишели рыбой. Сыромятин невольно подумал, что уроженцам Рюгена тут должно быть привычно и уютно. Мягкая зима — средняя температура февраля примерно минус восемь градусов, лето относительно теплое, а весной и осенью даже частые ветры и туманы не могли бы напугать закаленных северян.
Для любителя северной суровой красоты природа архипелага была прекрасна и необычна. Могучие сосны и ели росли прямо на скалах, на десятки метров приподнятых над водой, отчего берега выглядели неприступной крепостью. В других местах скалы уходили под воду очень полого, выглаженные льдом до состояния «бараньих лбов». Кое-где встречались и просто завалуненные участки и песчаные пляжи. Привычные глазу сосны, ели, березы дополнялись рощами и аллеями из дуба, пихты, лиственницы, кедра и многих других, более экзотических пород, перемещенных когда-то спасателями из разных реальностей. Все эти посадки имели весьма приличный возраст — до ста — ста пятидесяти лет, а то и больше, создавая впечатление своеобразного оазиса на суровых северных скалах. Картину дополняли разбитые первыми поселенцами в долине сады. Сейчас, весной, они цвели, привлекая пчел. Мирная картина. Но только люди всегда найдут повод для войны. И хотя от первых поселенцев на острове многое осталось: дома, мастерские, хозяйственные постройки, дороги, да и те же сады, — сами колонисты погибли в нелепой междоусобице почти все. Выжившие бежали с островов на материк и обосновались там, одичав и смешавшись с гуманоидными аборигенами.
Деревушки, оставшияся от пионеров, соединялись с храмом хорошими «ездовыми» и пешеходными дорогами. В скалах руянцы уже успели пробить колодцы с чистой питьевой водой.
Никита не заметил, как, задумавшись, догнал Всеславу и пошел рядом. Жрец с Нежданом мелькали далеко впереди, среди скал, но патрульный уже не спешил. Княгиня заговорила первой:
— Надолго ли ты в наши края пожаловал в этот раз, витязь? — голубые глаза требовательно смотрели на Никиту, и в них читалась какая-то детская обида и… нескрываемое желание.
— А ты бы хотела, чтоб надолго? — Никита повернулся к девушке.
— Да, — откровенно призналась она.
— Девочка, ты… я, — Никите не хватило слов, и, приобняв Всеславу за хрупкие плечи, он притянул ее к себе. Бледные губы дрогнули, обозначая улыбку, и Сыромятин потянулся к ним, коснулся, приник, забыв обо всем: о докучных правилах,
— Люб ты мне, — задыхаясь, сказала девушка, когда они, наконец, оторвались друг от друга. — Хороший ты, добрый, сильный. Высокий…
— А как же твой муж, князь? — усмехнулся Никита. — Уже позабыла?
— Мужа я не любила. Детей люблю, — ответила девушка, отстраняясь. Она подошла к краю тропы и тоскливо уставилась на серые волны. — Увез меня князь от семьи, взял силой. А ты спас. Заступился. Всех нас спас.
— Потому и люб? — Никита вновь притянул девушку к себе и погладил по пепельным волосам, коснулся нежного овала лица. Высокая и длинноногая, Всеслава все равно была на голову ниже Сыромятина.
Розовые губы сложились в робкую улыбку. Потом Всеслава звонко, по-девчоночьи рассмеялась.
— Красивый ты, — честно призналась она. — Я раньше таких и не видывала. Только вот непонятный. Кто ты? Откуда приходишь? За что тебя любит Световит? И… — она мгновение поколебалась и задала последний, главный для себя вопрос, на который у Никиты не было ответа: — Ты останешься здесь, со мной?
И Сыромятин честно сказал:
— Пока не знаю. А ты не хочешь уехать со мной? — Видение высокой блондинки в комбинезоне патрульного вновь на мгновение мелькнуло в воображении. И Никита тихо добавил: — Детей я тоже люблю. Заберем мальчишек с собой.
— Я княгиня, и не могу оставить своих людей. Даже если нужна им только для жертвы богам. А мои дети…тоже будущие князья, их место здесь, — девушка нахмурилась, высвободилась и быстро пошла по тропе вперед, догоняя соплеменников.
— Жаль, — Никита вздохнул и побрел следом. Что еще он мог сказать? Они уже почти пришли. В храме пришельца ждал Святовит.
На самом высоком плато новые жители острова успели наскоро воздвигнуть на широкой площадке деревянный храм. Площадь была защищена со стороны моря крутыми обрывами, а со стороны гор двойным полукольцом неглубоких рвов и валов. Недалеко от святилища, чуть выше по склону холма, бил источник, чуть ниже, в долине, находился крупный курганный могильник, оставшийся от первых поселенцев. Сейчас храм уже не пустовал: там не только обитал новый бог, но бог этот был живым — мысль о своей причастности к его появлению заставила Никиту поморщиться.
Идол приветствовал китежанина гулким рокотом, в котором Никита, к своему удивлению, сумел различить отдельные слова. Наверное, автолингвист, наконец, сумел справиться с анализом божественной речи. А может, и идол научился доносить смысл своей речи до непосвященных.
Многорукий божок отослал прочь послушных служителей и княгиню — им с Сыромятиным предстоял долгий разговор с глазу на глаз.
Ну, здравствуй, — сказал Никита, когда посторонние, наконец, покинули святилище. Хотя, по сути, посторонним был в храме скорее сам патрульный ГСП.
Идол тяжело зашевелился, приподнимаясь на постаменте, похожий на египетского сфинкса или какую-нибудь химеру средневекового собора, которых Сыромятин навидался во время спасательных операций. Никите даже показалось, что в полумраке зала загорелись красным вырезанные на деревянном чурбане глаза.
— Кто ты? — Святовит повторил вопрос княгини, и Никита со злостью подумал, что на этот вопрос не может ответить даже себе. И также честно ответил:
— Не знаю.
— Ты — не витязь храма, — не слушая, продолжал идол. — Чужак. И я чувствую в тебе опасность и надежду для меня и моих людей.