Шрифт:
Глава 1
1.
Мне было не хорошо, ну вот совсем не хорошо. Тошнота, головная боль и тело совершенно не мечтающей что-то делать. А ведь знал, что так будет и всё равно выпил последнию рюмку. Друзья наливали сначало пива, потом коньячка, за шлифовали водкой, но это уже без меня. Я ушёл спать в номер, кажется после первого дополнительного рейса за кониной. Нет, как они так могут, целую ночь бухать и с утра встать раньше меня и после чего подгонять на самолёт, который рванёт в небо через три часа, вот мы и поехали, то есть полетели. Кое как, с больной головой, похожей на огромный металлический шар, в котором отдаётся каждое слово протяжным звоном, собрался. В аэропорту, наконец-то меня вывернуло и полегчало. Хорошо успел до туалета добежать и не облевать
– Дзинь, блямс.- раздалось, где-то рядом. Затем мужской голос сказал.
– Готове, розвин паре.
Опять началось покачивание и меня тыкают в бок.
– Вставайте молодой человек, пограничники.
Какие нахрен пограничники, я в самолёте, кто тут збрендил. Открыв глаза обнаружил над головой спальную полку вагона, с которой свисали ноги в трико. Зажмурился, открыл, ноги пропали, полка осталась. Хозяин ног мялся в проходе. Парень лет двадцать в спортивных трико, по последней моде с одним белым лампасом на штанине и совсем не модной майке алкоголичке, стоял в проходе, думая... А хрен знает о чем он думал. Вроде как нацелился сесть ко мне, но мне лень двигаться. Наконец, сосед на против, бросив на меня укоризненный взгляд, подвинулся и парень приземлился. Дверь купе была открыта на распашку. По коридору вагона прошли два пограничника с собакой. В сапогах начищенных до полного изумления. Сапоги. Их вроде отменили, берцы давно. Но фиг знает, что носит граница. А какая граница и что я тут делаю. Вдруг ножом, по мыслям пронеслось где-то на краю сознания.
– А мы где?
– спросил я своих попутчиков. Нас в купе было четверо, кроме давишнего парня, женщина лет сорока, симпотичная, стрижка каре, аккуратный макияж, футболка с выпирающими обводами лифчика и мужик, помоложе меня будет, но вот для крали в качестве мужа вполне подходит. Со знатным пузом, в зеленной армейской рубахе. Ха-ха. У меня такая же была в армии, только это было тридцать с хвостиком лет назад.
– Брест.
– ответил мужик, скривив лицо.
Мысли понеслись голопом, но сумбур в голове не мог устаканиться. И главный вопрос, что мучил меня.
"Куда я еду?" За границу я точно не собирался, тем более к пшекам или куда дальше. В купе вволился пограничник и по требовал.
– Ваши документы.
Народ начал передовать ему паспорта, а что дать мне? Я хлопнул себя по груди, на мне оказалась точно такая же рубахе как на мужике, зеленная с двумя карманами спереди и эти карманы не были пусты. Открыв правый, там было более твёрдо, вытащил и не глядя отдал пограничнику. Тот был в форме, совсем не от Юдашкина, мир праху его. А в форме Советского образца. Что у братьев белорусов, до сих пор в этом ходят? Ну батька молодец, экономный. Я рассматривал погранца, погранец изучал наши документы. Документы удовлетворяли его. Просмотрев всё, в том числе мои, он проштамповал в паспортах, мне же ещё щелкнул в какой-то бумажке и оставил всё на столе. Народ разобрал бумаги, мне достался оставшейся документ. Взяв его и открыв я выпал в осадок. Это был мой военный билет. Пришло осознание, моя крыша съехала и дрейфует в сторону дурки. Меня, мужика предпенсионного возраста, таможня пропускает за границу, без визы и загранпаспорта, по военнику, выданному мне в шестнадцать лет. Ещё и декларацию про штамповал...
А может, я в коме? Поднеся руки к глазам убедился, что это не так. Во сне и в коме, человек на может увидеть свои руки, это я вам как муж медика-реамотолога говорю. Любимое занятие моей половинки, кроме спасения бренных тел, лечение душ подруг, а точнее расшифровка их снов. Увидела подруга курицу во сне, всё жди прибавление в семействе, вот что хочешь делай, но через девять месяцев, ты обязана родить, ну или на край, привезти к себе жить любимую тёщу своего мужа. Любимая и просветила своих подруг, а за одно и меня, что человек не может во сне увидеть себя.
После ухода пограничника, народ раслабился, начали доставать еду.
– Не могли бы вы встать, - про гнусавил парень с верхней полки. Я опустил ноги вниз и замер, соображая какая обувь моя. Но кроме чёрных высоких ботинок, на меня больше ничего не смотрело. Всунул ноги в них. Никто не возражал. Парень приподнял полку на которой я спал и начал доставать свои вещи. Заглянув вместе с ним, обнаружил чемодан, оказавшийся парня, кроме него плотно набитый вещь мешок и ещё одну плащевую сумку. Еe я узнал сразу, мать нашила этих сумок столько, что я до сих пор возил домой, в близняшки этой сумки, картошку из гаража, а может и в этой. Умели же делать качественные плащевки такие, что мои внуки будут возить продукты в ней. Было слышно, как таможня ушла из вагона, хлопнув дверью на прощание. И я выйдя в коридор, отправился изучать расписание. Скорый поезд Моска- Берлин. Следующая остановка Варшава. Завтра утром Франкфурт- на - Одере, дальше Берлин, конечная Вюнсдорф.
Взглядом зацепился за отражение. От увиденного меня парализовало. Из отражения в окне на меня смотрел, я сам двадцати летний, в армейской рубашке, с полной головой волос, со лбом без морщин и с молодецкой улыбкой, нет не с улыбкой, а дебильным выражением лица, как это возможно? Не веря прозрачному отражению метнулся к туалету, но со стороны проводника всё было закрыто, зато на стене рядом с купе проводника было зеркало, не большое, но мне и этого было достаточно, что бы увидеть себя молодого и красивого.
Всё те же метр восемьдесят пять росту, не очень широкий в плечах, в районе живота пресс, руки не сильно накаченные, всё же бег, лыжи и последнии два года перед армией самбо, впрочем в котором не приуспел, не способствуют накоплению больших объемов жировой массы и мышц в руках, зато ноги, что у коня и всё это на месте. Задумавшись начал проверять карманы, вытащил бумаги из нагрудного кармана и внимательно их прочитал. А там чернилами по гербовой было написано, что сержанту Николаю Михайловичу Бывальцеву, предоставить отпуск на десять дней, без дороги. С уважением майор Болотников Н. С. десятое февраля тысяча девятьсот девяносто года года. Меня тряхнуло и зажмурившись, я представил, что сейчас открою глаза и всё это пропадёт, потому как я проснусь, в любимой реанимации и моя Валечка, воткнет мне укольчик и меня отпустит.
– Разрешите пройти, раздались над самым ухом, - открыв глаза обнаружил, что ничего не изменилось и всё так же стою с коридоре вагона и туплю, перекрыв путь движения мужику с кружкой. Прижавшись к стене коридора, пропустил человека, а сам сложил и убрал в карман документы. Где я и куда еду вопросы пропали, а вот как сюда попал - появился. Попаданец- вот что возникло в голове. Я попаданец. За что мне предоставлен второй шанс, для чего? Видимо это какая-то точка с которой, я начал делать, что-то не так, как хотят боги. От этих мыслей голова разболелась ещё сильнее, но тело перестало ломить, а пришла эйфория, казалось что мне море по колено и горы низки. О мой бог, вот это пытка, сидеть в четырёх стенах, когда тебе хочется бежать, прыгать, кричать. Упссс- нет, в голове стрельнула молния и физиономия сморщилась от боли. Пора на полку. Заглянул в купе, там на столе, шла эпическая битва с домашней едой, мои попутчики разложились и уничтожали запасы еды. Ну раз так, пошёл к проводнику, которым оказалась миниатюрная женщина лет двадцати пяти, в синей форменной одежде со значком в виде колеса с крыльями на груди и кучей всяких шевронов на руках. А петлица отливала пролетарским оружием, выполненным с ювелирной точностью, знаком молоток перекрещенным со штангенциркулем.
– Здравствуйте, можно к вам?
– с любопытством рассматривая форму, спросил еe.
– Что тебе?- она повернулась ко мне и так жес интересом осмотрела мою тушку.
– Хотел узнать, мы завтра утром рано, прибываем во Франкфурте, во сколько надо встать, что бы умыться и сдать белье.
– Не переживай разбужу, - за улыбалась женщина. Улыбка открытая, добрая, мне женщина всё больше и больше нравится.
– Вот, спасибо вам. Тяжело с нами, с пассажирами. Привередничаем постоянно, - поинтересовался, на что она замахала руками.