Гуляния с чеширским котом
Шрифт:
— Что вы делаете?
— Я коллекционирую пепельницы с названиями ресторанов…
Действительно, пепельница была изящна и сделана на заказ. Какой пассаж! Что делать? Не вырывать же пепельницу из сумки!
Я зыркнул по сторонам — официант занимался другими клиентами, никто на нас не обращал внимания. Конечно, обнаружат потом пропажу, но кто виновник? В любом случае больше в этот ресторан ни ногой.
На очередном ланче в испанском ресторанчике «У Пепе» в Сохо стол украшала пепельница с рисунками Миро, я подвинул ее поближе к себе и решил всеми силами предотвратить возможный преступный акт. Наш разговор крутился вокруг христианства и девяти заповедей; по-видимому, заоблачность темы изрядно размягчила мою бдительность, а тут еще хозяин ресторана Пепе стал лить себе на голову вино, четко стекавшее по лбу узкой струйкой прямо ему в уста: я и пикнуть не успел, как Миро оказался в сумочке моей дамы.
— Какая дивная штучка! Она очень смотрится рядом с вазочкой с рисунками Пикассо!
— Почему вы коллекционируете именно пепельницы?
— Если вы предложите мне создать коллекцию Рубенса, я не буду возражать…
В третий раз я оберегал пепельницу как цербер, и никакие заповеди не могли затуманить мой цепкий взор. Мы уже прикидывали, какие места лучше посетить в Амстердаме, я обещал компенсировать стоимость поездки, дело медленно шло к логическому завершению. Ланч завершился кофе с куантро, мы спустились в гардероб, и девушка заскочила в туалет, а я вышел в фойе, радуясь своей победе: слямзить пепельницу не удалось! Может, она вообще больше не будет красть?
Вышли на улицу, настроение у нее было радостно-возбужденное.
— Эта хоть и без рисунков, но форму имеет оригинальную! — она достала из сумочки и показала мне пепельницу, которую успела спереть, вернувшись в зал, пока я почивал на лаврах в фойе.
Об особенностях моей эксцентричной особы пришлось доложить шефу. Чем дальше я углублялся в повествование, тем размытей и серее становился чеканный лик резидента, лоб покрылся сеткой морщин и совсем слился с залысинами, прямой нос внезапно закруглился ироническим крючком, губы кривила неприятная улыбка. Наверное, так преображался Дориан Грей, когда число его грехов доходило до максимума.
— Я на вас удивляюсь (nota bene!), — сказал он, тяжело вздохнув, словно тянул на себе мешок со свинцом. — Чувствуется, что вы никогда не работали в контрразведке. Ведь налицо элементарная провокация: она крадет пепельницу, врывается полиция, вас арестовывают…
— Но ведь не я же украл…
— Кто будет разбираться? Важно вас схватить! Скандал в прессе на весь мир! Очередной удар по престижу Советского Союза! За потакание таким штукам
Центр тут же снимет с меня штаны… о вас я уже не говорю…
В последнем я не сомневался: Центр всегда управлял, поправлял, направлял, давал втык и снимал, Центр всегда был прав и знал это.
— Наверное, она клептоманка. Или психопатка. Нормальные люди коллекционируют марки, трубки… это понятно. А вот пробки, или винные этикетки, или, не дай бог, спичечные коробки — это уже отклонение, тут следует задуматься…
— Что же делать? Я как раз планирую попросить у нее чистый бланк британского паспорта и вручить деньги на поездку в Амстердам. Что же делать?
— Как что? — удивился резидент. — Прекратить встречаться в ресторанах. Будто других мест нет! Англичане обожают подышать воздухом в парке, покормить лебедей, я сам видел. В конце концов, найдите ресторан, где запрещено курить…
— Разрешите идти?
Я не стал спорить: что можно доказать человеку, ни слова не знавшему по-английски и гулявшему по Лондону лишь в районе посольства, дальше он выходить опасался: вдруг устроят провокацию или украдут, как красавицу-невесту — работа в Азербайджане наложила на шефа свой неизгладимый отпечаток.
— Пожалуйста, — милостиво разрешил шеф и снова стал красивым и добродушным.
По Лондону приятно гулять, но только не с кандидатами в агенты, которых следует окутать атмосферой дружбы и втянуть в работу. Променады среди прохожих и шумящих машин разъединяют людей, говорить приходилось, перекрикивая шум, и даже лебедям в парке после этого хотелось только свернуть шею.
Эти суматошные дневные рандеву раздражали нас обоих. Однажды, когда мы томились в Баттерси-парк, вдруг неожиданно грянул ливень. Что делать? Раскрыть предусмотрительно взятый зонт и шествовать по парку? Какая милая парочка! Как они обожают свежий воздух! Ведь дождь приносит озон, а это так полезно для здоровья! Проклятый дождик! Ну и противная мучнистая морда! У самого носа два черных угря, неужели она не может их выдавить? Но что угри! Неужели любимец лондонских салонов и светский лев так и будет болтаться до конца командировки с этой бабой? И вдруг мне стало тошно. Я уже и думать не мог, что снова увижу эту уродину, вечно голодную воровку с мордой из муки! [47] Мне стало жалко себя и свою молодую жизнь. На что я трачусь ради паспортного бланка?
47
Т.-С. Элиот: «А нас влечет к истлевшим ребрам метафизическая страсть!»
В кабинет резидента я вошел со встревоженным лицом: все знали, как он любил успокаивать и по-отечески наставлять, когда случались неприятности.
— Мне пришлось зайти к ней на кофе, — сказал я, ощущая себя не чекистом с горячим сердцем и чистыми руками, а грязным уголовником.
Он окаменел и оледенел: это жутким образом вырывалось за рамки чекистской дисциплины, нарушение которой в условиях капиталистического окружения чревато и чревато.
— Вы с ума сошли! — еле вымолвил он.
— Когда мы прогуливались, — я говорил покаянно и быстро, боясь, что его хватит кондрашка, — она купила довольно тяжелую швейную машинку, и мне пришлось поднять ее к ней в квартиру. Как джентльмену.
Несколько секунд он перемалывал эту информацию в своем черепе, мне казалось, что я слышу звуки мельничных жерновов.
— Как она себя вела?
Что крутилось в его головушке? Встала на колени и уткнулась мне в живот? Упала на пол и потащила за собой? Подергала за причинное место и стала стягивать трусики? Запела а-ля Вертинский «Я маленькая балерина»?
— Мы просто выпили кофе.
— Как это просто? — Он совсем успокоился, но стал язвительно-ироничным, как Вольтер.
— Открыла банку, насыпала в чашку по ложке «Нескафе» и залила кипятком.
— Не приставала?
— В каком смысле? — Я изобразил святую невинность, убежденную в том, что детей находят в капусте.
— Ну, это самое… — Он не находил подходящих слов, видимо, мое сообщение вызвало бурный прилив крови к голове, а затем резкий отлив.
— Поцеловала в щеку. Но по-братски.