Гуманитарная парадигма отечественной журналистики

В культурологии есть точное и объемное понятие: гуманитарная культура. Его появление связано с информационным, а вследствие этого духовным сближением человечества. Потребность мирового духовного общения, общения культур назрела, поскольку дефицит духовности технотронной, атомной, постиндустриальной цивилизации негативно сказывается на развитии как отдельной личности, так и мирового сообщества личностей. На первый план выходит человеческая личность с самостоятельной ценностью в системе ценностей общечеловеческих. Это уже случалось в истории человечества: оно уже обращалось в процессе своего развития к бытийным ценностям и заповедям.

В теории и практике журналистики не говорят о том, что русская журналистика должна вернуться к своим истокам, вспомнить то, с чем пришла, что внесла в историю опыта мировой прессы.

В работе предпринимается попытка осмысления концептуальных основ функционирования русской журналистики как института общества, накопившего свои традиции и формы деятельности, обосновывается такое понятие, как «гуманитарная парадигма» применительно к журналистской деятельности.

Читателю предлагается проследить в исторической перспективе на богатом эмпирическом материале эволюцию гуманистических тенденций отечественной журналистики, выявить специфические черты русской гуманистической мысли, соотнести временные пласты, формирующие журналистику как социальный институт.

В целом, работа может рассматриваться как попытка создать определенную систему координат для творчества, в высшем смысле этого слова, журналиста.

…Человек

может быть полезен своей стране

только в том случае, если ясно видит ее…

П. Я. Чаадаев

«Апология сумасшедшего»

В памяти любого народа сосредоточено все его прошлое, история и культура со всеми противоречиями, найденными и ненайденными решениями проблем, путями национальной жизни. Значение этого наследия фундаментально. Именно поэтому видный исследователь цивилизаций Ж. Ле Гофф отмечает, что «в истории цивилизаций, как и в человеческой жизни, детство имеет решающее значение. Оно во многом, если не во всем, предопределяет будущее» 1 .

Изначальное маргинальное геополитическое положение Руси как буферной зоны между Западной и Восточной цивилизациями, Европой и Азией, между белой и желтой расами своеобразно формировало тип русской ментальности. В 988 г. киевский князь Владимир под воздействием византийских императоров и религиозных деятелей принимает крещение Руси, принуждая русский народ отказаться от «варварского» язычества и принять распространившееся в Европе вероисповедание. Процесс христианизации Руси вел к определенному расслоению общества. Княжеское окружение уже было подготовлено к обращению в новую веру, а народ в своей массе продолжал почитать местных святых, культ которых сложился на почве родоплеменных отношений. Языческое многобожие явилось своего рода оппозицией официальной религии с идеей единого бога – Христа – спасителя человечества. Неопределенная общность, бесформенная, мало структурированная и лишенная внутреннего строя (народ с его язычеством) объединялась в критические моменты своего существования вокруг идеи сильной неограниченной формальными установлениями монархии 2 . В связи с этим формирование в сознании народных масс монархической традиции привело к созданию адаптированного к христианству компромиссного культа Богородицы как Рожаницы природы и человека и их спасительницы. На базе такой синкретичной религии зарождается самостоятельная отечественная философия, которая вплоть до XVIII в. стала основой рефлексии по поводу идей, нашедших отражение в переведенных на славянский язык Ветхом и Новом Заветах. Философская мысль тех времен (XI-XVIII вв.) была привилегией церковных теологов. Философия этого периода по-своему трактовала высшие нравственные законы и определила национальный нравственный императив. Его основными идеями являлись понятия чести, добродетели, «закона и благодати» (митрополит киевский Иларион (XI в.) ставил благодать выше закона). Кроме этического направления русской прафилософии (историки философии склоняются к тому, что русская философия в полную силу заявила о себе лишь в XIX в.) существовал еще и социально-политический аспект. Владимир Мономах в своем «Поучении» (XII в.), отбрасывая христианский индивидуализм с его установкой на личное спасение заменяет его идеей общеполезного дела. «Труд – высшее мерило богоугодности человека» 3 . В противовес киевскому князю Даниил Заточник возвестил в XIII в. пробуждение личностного начала в древнерусской публицистике, «предав страстному осуждению всякую иерархизацию социального бытия, основанного на богатстве и власти» 4 .

Говоря о России XIV-XVII вв., А. Ф. Замалеев и В. А. Зоц, историки российского средневековья и возрождения, особенное внимание уделяют периоду русского Ренессанса, национальной особенностью которого было «возрождение России, как централизующегося государства с ярко выраженной практически-политической, идеологической направленностью духовной культуры» 5 . Здесь же ученые выделяют три формообразующих слоя национальной культуры Возрождения. Один слой образуют культурные ценности, складывающиеся в процессе непосредственного материального и духовного производства. Другой представляет собой элементы культуры соседних народов, усвоенные в результате внешних контактов и сношений. А к третьему слою принадлежат все те культурные ценности, которые были выработаны на более ранних этапах развития народа и в форме традиций передавались из поколения в поколение 6 .

XVIII век стал столетием внедрения западно-европейского стиля мышления в умы российской интеллигенции. Это связано, прежде всего, с реформами Петра I, который «открестился» от наследия старой Руси, повернув ее лицом к Европе. В этом действии Петра парадоксально соединились его стремление к Западу и «задушевная мечта российской души – начать все снова-здорово, «жизнь – сначала». Разрушили – и построим, наконец, то, что надо! И не устаем – начинать! Энтелехия, идея каждой национальной целостности предстает как интеграл» 7 . Но, несмотря на разрушительно-революционный характер петровских реформ, «европеизация» высвободила огромный творческий потенциал российской интеллигенции. Еще не сформированное, но уже проявляющееся национальное самосознание русских привело к созданию такого общественного института, как журналистика. Возникнув как элемент правительственной политики («Ведомости Московского государства», «Санкт-Петербургские ведомости», «Московские ведомости»), российская журналистика второй половины XVIII в. «пыталась стать выражением не правительственных мнений, а стремлений и искания оппозиционно настроенных общественных групп» 8 . Эта журналистика была большей частью сатирической, а сатира по своей сути «насущное средство общественной борьбы», которое призвано «возбуждать и оживлять воспоминания о высших жизненных ценностях (добре, истине, красоте), оскорбляемых низостью, глупостью, пороком» 9 . Деятель культуры XVIII в., создавший жанр притчи и стоявший у истоков российского национального театра А. П. Сумароков в своем журнале «Трудолюбивая пчела» (1759) выступал против пороков дворянского сословия. Н. И. Новиков, считавший себя учеником Сумарокова, занимает ведущее место в истории развития российской журналистики. Его сатирические издания «Трутень» (1769) и «Живописец» (1772) острее сумароковских, ярко выраженной оппозиционной направленности. В тот же период издаются такие журналы, как «И то, и се» М. Д. Чулкова, «Ни то, ни се» В. Г. Рубана, «Адская почта» Ф. А. Эмина и многие другие. Эта журналистика явилась проявлением гуманистических начал. Но гуманистическая идея, имманентно присущая российской журналистике, впервые была провозглашена в новиковском журнале «Утренний свет» (1777).

Самым важным и необходимым делом стало внимание к человеку, к отдельной личности, ее развитию и совершенствованию. В предисловии к первой книжке издатель утверждал: «Ничто полезнее, приятнее и наших трудов достойнее быть не может как то, что теснейшим союзом связано с человеком и предметом своим имеет добродетель, благоденствие и счастие его…» 10 . Из этого следует, что у издания такого журнала должен был стоять человек неординарный, по особому чувствующий и осмысливающий остроту момента, дух времени, с принципиальной позицией по тому или иному вопросу и способный отстоять ее, жертвуя своей свободой, каким и был Новиков, заключенный Екатериной II в Шлиссельбургскую крепость и умерший безвестно и в нищете. Сама природа классицизма способствовала развитию этого особого типа писателя – общественного деятеля, с горячим общественным темпераментом.

В статье «Российская ментальность и модернизация» И. В. Герасимов выделяет два типа мышления, свойственных традиционному (традиционалистскому) и модернизированному («современному») обществу 11 . Тип традиционалистского мышления, носителем которого является коллектив людей, тотален, но его тотальность заключается не в принуждении, а в органичной настроенности на одну «волну» сознания большинства членов общества. Эта «соборность» мышления обеспечивается невыделенностью личности, более того, болезненными переживаниями индивида по поводу своей физической отдельности, противопоставленность общине-общности. Прогрессивным человеком в таком обществе становится не личность, а индивид, наиболее полно воплотивший в себе набор типичных нормативных, освященных традицией качеств, «первый среди равных».

В отличие от предыдущего типа, личность модернизированного общества самостоятельно разрешает для себя все «основные вопросы бытия», вырабатывает свою шкалу ценностных предпочтений.

Поскольку в России народ уповал на мудрого и справедливого монарха, поскольку консервативное, привязанное к малой народной (устной) традиции большинство терпело на поворотах истории неизменные поражения от меньшинства прогрессивных сторонников великой письменной (цивилизационной) традиции, постольку «простому человеку» в России не доставало глубокого чувства своей самостоятельности и ответственности. Он толком не знал, что такое свобода, и не имел «осознания границ компетентности государства и компетентности гражданского общества» 12 . В силу этого даже представители российской просвещенной интеллигенции не могли противостоять западному влиянию. Привлеченные в Россию во времена петровских реформ иностранцы к середине XVIII в. занимали ведущее положение в управлении государства, в общественных институтах и по сути контролировали развития российского общества. Противостояние (ведь формула русской логики не стыкуется с логикой западной ментальности, как говорит Г. Д. Гачев 13 ) двух типов ментальности – европейского (модернизированного) и российского (традиционалистского) – оказалось неизбежным. Оно отразилось на миропонимании В. Татищева и М. Ломоносова, ставящих научную рациональную деятельность на первое место как гражданское служение России, одновременно противореча типу русского национального мышления – образному символизму. А свои литературные занятия, которые сделали их не менее знаменитыми литераторами, считали формой проведения досуга. «Это вполне объяснимо, если вспомнить, что классические для традиционного общества источники сакральных ценностей – язык и религия – отходят на второй план перед наукой. «Немцы у трона» с Петра I, «немцы на троне» с Екатерины I… Новая русская литература на русском языке не нужна ни традиционалистским массам, ни «просвещенным» иноязычным верхам. А просвещенный слой русского общества вплоть до конца XVIII столетия исчислялся даже не десятками – единицами» 14 .

«Война» М. Ломоносова и просветителей с продолжающимся проникновением в русскую национальную культуру, и без того «забывшую» свои традиции, европейской положила начало росту национального самосознания в России. Национальное самосознание – это сформированное на определенном уровне развития общества осознание нацией своей особенности, выделение и противопоставление себя другим нациям, понимание своего положения в контексте других наций 15 . Поскольку самосознание тесно связано с рефлексией, постольку и появление рефлектирующего слоя в России XIX в., вызванное прежними реформами и привнесшее свои, было закономерно. Философия, литература, журналистика XIX в., сосредоточившие в себе как культурные новации Европы, так и воскрешаемые национальными писателями и философами из небытия российской истории традиции, явились непосредственными выразителями русской национальной идеи в разных ее проявлениях (зародившиеся в конце 30-х гг. западничество и славянофильство) в кругах образованной общественности.

В тридцатых годах «самое понятие журнала приобретает значение «зеркала, в котором отражается весь мир нравственный, политический и физический» 16 . Журнал как преобладающий на протяжении ХVIII-XIX вв. тип издания становится своеобразным средоточием культурного процесса, вмещая в себя наряду с новинками художественной литературы, критику, эстетику, философию, историю, естественно-научные статьи, а также дискуссии по животрепещущим проблемам. Н. А. Полевой в своем журнале «Московский телеграф» (1825) развивал историко-философскую идею «руссизма», говоря о России как «особой части света», «земле надежды», только начинающей свое гражданское и умственное бытие» 17 . Немногим раньше декабристами в Уставе Союза благоденствия была сформулирована их литературно-эстетическая и журналистская позиция. Они обязались бороться за самобытную, национальную высокопатриотическую литературу и отмечали, что «на произведения свои налагают печать изящного, не теряя из виду, что истинно изящное есть все то, что возбуждает в нас высокие и к добру увлекающие чувства» 18 .