Гусары денег не берут
Шрифт:
— Вот, подавитесь! — возмущался тем временем бродяжка. — Сначала сами оставят, а потом за человеком гонятся. И чего кидаться? Все равно он пустой был, ведь верно? Коли не веришь, сама погляди!
Кира невольно заглянула в бумажник — действительно, там нет ни денег, ни кредитных карт, ничего.
— Уже спер? — возмутилась она. — Когда успел?
— Ничего там и не было! Пустой он валялся! Возле шестнадцатой квартиры. Прямо на коврике!
Кира замерла. Шестнадцатая квартира была именно той, где проживал нужный Лесе человек. Человек, который пропал,
— Ну-ка рассказывай! — потребовала она у него.
— Ничего я не знаю! Двое мужиков там стояли, что-то между собой перетирали. Потом ушли, а бумажник остался валяться.
— Что за мужики?
— Как выглядели?
— Не запомнил! У меня с похмелья память завсегда первым делом страдает. Потом уже кровать.
— Кровать?
— Ага, — охотно кивнул пьянчужка. — Через это дело меня и супружница моя бросила. Проснусь и кажется мне, что уже супружеский свой долг я раз десять выполнил и перевыполнил. А она чего-то обижается. А чего обижаться, коли у меня здоровье такое?
— А выпить хочешь?
Выпить оборванец хотел. Но он оказался эстетом. Удовлетвориться бутылкой пива тут же на лавочке он не пожелал. А потребовал, чтобы его отвели в кафе. Ближайшая харчевня оказалась грязной разливухой. И на лавочке, на взгляд подруг, было куда приятней. Но у их нового знакомого был свой взгляд на жизнь.
— Две по сто и сок! — по-хозяйски распорядился он, но подавальщица на его гонор не повелась.
— Эй, а с чего это ты так шиковать вздумал? Сначала деньги покажи! У тебя ведь уже три дня в кармане ветер свистит. И когда ты работать хоть куда-нибудь устроишься?
— Они вон заплатят.
Продавщица кинула на подруг недоверчивый взгляд.
— Заплатим, — кивнула Кира. — Заплатим, если твой рассказ будет того стоить.
— Я — человек порядочный! Если сказал, что история стоящая, значит, так оно и есть.
Похоже, в предвкушении выпивки состояние памяти у забулдыги улучшилось.
— В общем, так, — произнес он, удобно расположившись за шатким столиком. — История эта дорого стоит.
Столик был весь в разводах от грязной тряпки, которой орудовала уборщица, макая ее в ведро с такой же грязной водой. И подруги не сумели заставить себя даже облокотиться на него.
— Сколько?
— Тысячу!
— Ты с ума сошел! Тысячу рублей? За что?
— Тысячу долларов, — сказал пьяница и опрокинул в себя первые сто грамм.
— Кира, мы даром теряем время! — возмутилась Леся. — Пошли отсюда!
Но Кира уже ощупала бумажник, и ее проворные тонкие пальцы нашли крохотное запасное отделение, в котором что-то вроде бы шуршало. Только она никак не могла понять, как туда к этому шуршащему пробраться. От усилий она даже взмокла.
— Сейчас, сейчас, — пробормотала она. — Одну минутку.
— Зря вы так!
— Кира! Пошли отсюда! Пятьсот долларов! Неслыханно!
— Пятьсот рублей!
Переход от тысячи долларов к пятистам рублям был таким неожиданным, что Леся замерла с открытым ртом.
— Уж эти копейки у вас точно есть! Вам жалко? Вы ведь хотите узнать, что за мужик потерял эту лопату? И о чем у него базар был с корешом?
— Ты знаешь человека, который потерял этот бумажник?
— Да не потерял, девонька. А сначала выпотрошил его и ругался очень.
— Почему?
— Вот и я думаю, почему? Там денег куча была. Он всю пачку себе в карман сунул и кредитки тоже. А потом бумажник наизнанку вывернул и ругался.
— А чего ругался?
— Так денежки не находил!
— Как же не находил, коли целую пачку в карман положил! Ты же сам только что сказал!
— Э! — хитро прищурился пьяница. — Его не те деньги интересовали. Он особую денежку искал.
— Какую?
— Так вы будете платить или нет?
Леся вопросительно посмотрела на подругу. Но та была так увлечена изучением попавшего ей в руки бумажника, что даже не отреагировала на вопрос. Вздохнув, Леся полезла в свой собственный бумажник и вытащила оттуда четыре бумажки по сто рублей.
— Все! Больше нет!
— На нет, как говорится, и суда нет! — весело заявил пьяница, сгребая со стола бумажки. — Хватит и этого! Ну, слушайте!
Рассказ подружки слушали внимательно. Кира наконец отложила в сторону истерзанный бумажник. И буквально вперилась немигающим взглядом в ханурика. Но тому после ста граммов было уже все равно. Его потянуло на откровенность.
— Выхожу я сегодня от Нюрки, — начал он со вступления. — Нюрка — это сожительница моя. Ну, я вам про нее уже говорил.
— Она же тебя прогнала?
— Прогнала, а потом обратно пустила. Лучше-то все равно никого нет.
Подруги только тяжело вздохнули в ответ.
— Так вот, вышел я от нее, на душе тоскливо, ничего не помню, что вчера было, а она еще чем-то сильно недовольная.
И забулдыга озабоченно потрогал свежий синяк у себя под глазом.
— Так вот, на часах еще шести утра не было, выхожу, значит, вниз спускаюсь на один пролет и вижу — двое каких-то незнакомых мужиков перед дверью на площадке внизу толкутся. Ну, ясное дело, парни из себя крепкие, нервничают опять же. Так что я мешать им не стал. Стою, слушаю.
Парни вели себя странно. Оба торчали на пороге приоткрытой двери в квартиру и не могли договориться, кто из них первым станет смотреть в бумажнике какую-то подсказку. Наконец они договорились. И один из них, явно нервничая, начал потрошить бумажник. Он передавал деньги второму парню. А тот придирчиво рассматривал каждую купюру и клал их себе в карман. Потом они переглянулись и уже вдвоем полезли в бумажник.
— Нет тут ни хрена! — сказал тот самый, который за минуту перед этим отправил себе в карман приличную сумму денег.