Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона
Шрифт:
– Я в этом ничего не понимаю, но, кажется, Наташка, ты – дура.
Другой или другому за эти слова пришлось бы отвечать немедленно, то есть испытать на себе бросок с последующим нажатием на сонную артерию. Меня же Солоха боготворила, почти как основателя дзюдо Кано Дзигаро или Дзигоро. Даже тень сомнения пробегала по ее волевому, но все-таки симпатичному лицу.
Любимая «узкоглазая» мудрость Солохи заключалась в следующем диалоге:
«– Что помогает тигру одним ударом лапы переламывать хребет буйвола? – спросил ученик.
Искренность, – ответил Учитель… »
Я бы ответила на этот вопрос иначе, тоже как китаец, но только из другого анекдота: «Очень кушать хочется».
… В этот
Я оттолкнула его ладонь одной рукой, а другой схватила мальчишку за рубашку в районе локтя. Потом крутанула его вокруг себя, как это красиво делает фигурист со своей партнершей. Только я ускорила его пируэт оплеухой по шее, перешедшей в плотный захват. В заключение я насадила всю эту разбросанную в пространстве, потерявшую равновесие, но не потерявшую возбуждения человеческую конструкцию на свое колено.
Раздался неожиданно гулкий звук, будто чем-то наполненным ударили по чему-то пустому. Этот звук так напугал меня, что я еще раза три ударила Поливанова-младшего коленом. А потом еще хотела локтем по затылку вдогонку. Хорошо, что завершающий удар у меня не получился…
Восточным философом Солоха была неважным, но вот тренером, судя по всему, оказалась неплохим. А еще говорят, что невозможно освоить рукопашный бой за несколько коротких уроков. Или все дело в искренности тигра?
Как бы там ни было, тигрице пора было собирать вещи и постараться незаметно покинуть джунгли. Буйвол, вернее, буйволенок с едва заметными рожками корчился на полу у моих ног, хватая ртом воздух и роняя слезы на ковролин.
В голове моей вертелись газетные заголовки о жестокости воспитателей в детских домах, какой-то американский триллер про страшную училку, терроризировавшую класс, и собственный школьный опыт. Я, например, давно считала нашего учителя литературы Вилена Васильевича тихо помешанным. Когда я дома в кругу семьи рассказывала про его камлания с завываниями на уроках, родители восхищались его творческой натурой и неординарным педагогическим методом. Я оказалась не права. Вилен Васильевич был не тихо, а буйно помешанным. На одном из уроков на невинное замечание Кольки Журавлева по поводу Маяковского Вилен Васильевич повалил шестиклассника на пол и принялся избивать его ногами.
Вилен Васильевич! Помните ли вы вашу ученицу Свету Чернову? Вы вполне могли бы подарить мне свой портрет с безумными глазами, с надписью «Победителю-ученику от победителя учеников». Я даже превзошла вас в искусстве педагогического мордобоя. Колька Журавлев много лет назад сразу встал и пошел к директору, а Олег Поливанов еще некоторое время корчился на ковролине. К тому же я не била лежачего мальчика. Это недостойно настоящего педагога!
Я не смогла бы добить даже такого гаденыша, как Поливанов, хотя понимала, что здоровой и красивой меня теперь из усадьбы не выпустят. Торопиться было некуда. Как говорится: за вами придут. Я уселась в кресло, опять почему-то вспоминая Зою Космодемьянскую.
Между тем, Поливанов-младший всхлипнул особенно громко и сел на пол. Я увидела смеющиеся сквозь слезы глаза. В них не было ни похоти, ни мстительной злобы, и я с удивлением узнала в них ту самую… искренность.
– Здорово! Это у тебя… у вас здорово получилось, – наконец произнес Олег, хлюпнув носом и поспешно проведя по нему рукавом. – Это ашихара-карате?
– Не знаю, – ответила я удивленно, не ожидая такой реакции. – Вообще-то моя подруга тренер по дзюдо…
– Нет, я точно знаю, что это ашихара, – упрямо возразил Поливанов. – Ко мне полгода привозили тренера по ушу. Он со мной индивидуально занимался, но у меня ничего не получалось. Тогда стал приезжать инструктор хапки-до, а потом уже был мастер ашихара-карате, чемпион мира… Это точно был уход в первую позицию, захват за рукав и за шею, а потом хиза-гери… Только надо было еще эмпи в основание черепа, в смысле, локтем…
– Локтем я не попала, – призналась я. – Не успела.
– Вот видите! – обрадовался подросток. – Чистое ашихара-карате! Почему у меня никогда всерьез этот прием не получался?
Я рассказала ему про тигриную искренность, про Вилена Васильевича и про Солоху. Постепенно я перешла к Джеку Лондону, рассказала Олегу о домашних собаках и домашних же людях, которых суровая жизнь на Севере или ломала, или, наоборот, воспитывала и закаляла.
Подумать только, этот мальчишка ничего не слышал о «Мартине Идене», о «Тружениках моря», о «Швамбрании»! У меня в голове тут же возникла теория о книжных пробелах, влияющих на правильное воспитание мальчиков. Я словно оказалась на необитаемом острове. Передо мной был Робинзон Крузо. Просто вместо топоров, столярных инструментов, парусины, ружей и бочонков с порохом штормовая волна выкинула на пустынный берег компьютер, музыкальный центр, модные шмотки, современные журналы и вкусную жратву. Юный Робинзон Крузо не строил себе дом, не охотился, не выращивал хлеб, он кликал Золотую Рыбку, и она исполняла все, что тот желал.
Да разве он был Робинзоном? Скорее, его можно было назвать Маугли. Маленький мальчик рос в джунглях роскоши и достатка. Смотрел телевизор, выходил в интернет, листал молодежные журналы, усваивал законы потребления вещей и людей. Но он никогда не видел людей. Рядом с ним жил волк эгоизма, удав богатства, пантера сладострастия…
Сначала говорила я. Олег Поливанов спрашивал и удивлялся. Потом говорил он, а удивлялась уже я. Разве могла я обвинять мальчишку в отсутствии доброты, благородства, порядочности, честности, достоинства, если он и не подозревал об их существовании? Все это было для него открытием, откровением, явлением Мессии в пустыне. Это был для него солнечный удар, гораздо серьезнее моего хиза-гери (кажется, так он это назвал) в его слабенькую грудку и рыхлый живот.
Очень осторожно Олег заговорил о моих первых опытах с мальчиками. Я общалась с ним максимально откровенно, мимоходом замечая, что его больше интересуют мои внутренние переживания, чем внешние ощущения.
– … Я тогда поняла, что все эти пощупывания, поглаживания, обжимания, облизывания отвратительны и гадки и ничего не дадут, кроме последующего глубокого разочарования в себе и в окружающих, если за этим нет любви, – говорила я Олегу, свято веря в тот момент в свои слова. – Понимаешь, Олег? Внешне все остается тем же самым. Ноги, руки, грудь, все остальное… Но на самом деле – ничего похожего. Должно быть преображение действительности изнутри, оправдание животной страсти человеческой любовью. Пусть будут неудачи, разочарования. Это ошибки совсем другого свойства. От них душа не скукоживается, не скручивается, а раскрывается всему миру навстречу. Представь, ты берешь женщину, а душа твоя отдается всему миру…
Кажется, я переборщила? Нет, Олег смотрел на меня так же искренне, только глаза его уже высохли от слез.
– Это тебя отец заставил прийти сюда? – мы с ним уже были «на ты».
– И подкуп, и шантаж пошли в ход одновременно, – призналась я.
– Ты ему скажи, что у нас все было, – сказал Олег, отводя взгляд в сторону. – Если меня спросит, я подтвержу.
Тут он, похоже, вспомнил мой рассказ про смелых и волевых людей, совершил над собой усилие и посмотрел мне прямо в глаза.
– Я тебя не выдам, – сказал мальчик. – Я друзей не выдаю. Ведь мы с тобой друзья, правда?..