Гвен Винн. Роман реки Уай
Шрифт:
Больше он не дожидается на лестнице, а спускается с нее и идет по тропе.
Несмотря на ночную темноту, узкую тропу и препятствия в виде свешивающихся ветвей, идет он быстро. Эта часть тропы ему хорошо знакома, он знает на ней каждый дюйм до большого вяза, под раскидистыми ветвями которого они уже не раз встречались. Этот вяз – древний лесной патриарх; его древесина, пострадавшая от времени, не привлекла дровосеков, иначе его давно бы уже не было, и теперь он стоит, возвышаясь над собственным потомством. Он растет в нескольких шагах от тропы; от нее его отделяют густые заросли падуба, охватывающие кругом все дерево. Большое дупло на горизонтально расположенной части ствола предоставляет удобное сидение для двоих, делая идеальным местом для свиданий.
Добравшись до этого места, Джек Уингейт испытывает легкое разочарование, не найдя здесь свою возлюбленную. Он зовет ее по имени – в надежде, что она спряталась в зарослях, вначале осторожно и тихо, потом громче. Никакого ответа: либо она еще не пришла, либо уже ушла.
И поскольку второе предположение кажется ему вероятным, он снова винит капитана Райкрофта, дождь, речной паводок, бифштекс – и прежде всего долгий разговор о кэнвилл корфе , произнося при этом проклятия по поводу нелепых суеверий.
Но, возможно, Мэри еще не пришла. Ее могла задержать темнота. К тому же она ведь не назначила точное время. Она сказала, что «найдет способ», и Джек верит, что найдет, несмотря на все препятствия.
С этой вернувшейся уверенностью он перестает нетерпеливо расхаживать, что делал с того момента, как добрался до дерева; усевшись на привычное место, он внимательно прислушивается. Глаза бесполезны в этой киммерийской тьме. Он едва различает ближайшие кусты падуба, хотя они от него на расстоянии вытянутой руки.
Но на слух, обостренный любовью, он может надеяться; и вскоре до него доносится звук, слаще любого другого в лесу, даже птичьих песен. Это шорох женской юбки о листву. Джеку не нужно говорить, кто идет. Какое-то легкое электричество извещает его о присутствии Мэри Морган, как будто она уже рядом с ним.
Покончив с сомнениями и рассуждениями, Он встает и делает несколько шагов ей навстречу. И видит на тропе неясную фигуру, движущуюся с изяществом, заметным даже в тусклом мерцающем свете.
– Это ты, Мэри?
Вопрос задан машинально; и Джек не ждет на него никакого ответа. Прежде чем успевает ответить, она в его объятиях, и поцелуй мешает ей произнести хоть слово.
Поздоровавшись таким образом, он берет ее за руку и ведет в заросли. Не из предосторожности или страха, что их кто-нибудь заметит. Тропой мало кто пользуется, кроме жильцов Аберганна, тем более в такое время. Они лишь по привычке идут в самой укромное место, с которым связано у них много сладких воспоминаний.
Они садятся рядом, очень близко друг к другу, потому что он обнимает ее рукой за талию. Как не похоже на влюбленных в раскрашенном павильоне Ллангоррена! Здесь не скрываются мысли и не сдерживается речь, не тратится время на многословные разглагольствования. Им нечего скрывать друг от друга, как она и говорит в самом начале.
– Как хорошо, что ты пришла, Мэри, – говорит он, когда они усаживаются. – Я знал, что ты придешь.
– О Джек! Что мне пришлось проделать, как я разыграла маму! Ты будешь смеяться, когда услышишь.
– Расскажи, дорогая!
Она рассказывает о катастрофе в шкафу; он действительно смеется, испытывая благодарность. Потрачены шесть шиллингов, пролиты на пол, и все ради него! Какой мужчина не будет польщен подобной жертвой и от такой поклонницы!
– Значит, ты уже была на переправе?
– Видишь, – говорит она, показывая бутылку.
– Жаль, что я этого не знал. Я бы встретил тебя на дороге, и мы больше времени провели бы вместе. Плохо, что тебе скоро нужно уходить.
– Очень плохо. Но ничего не поделаешь! Отец Роже уже должен быть у нас, и мама теряет терпение.
Будь здесь светло, девушка увидела бы, как нахмурился Джек при упоминании о священнике. Но она этого не видит, а он не высказывает свои мысли. В глубине сердца он проклинает иезуита – часто делает это и вслух, но не сейчас. Он слишком деликатен, чтобы задевать ее религиозные чувства. Тем не менее он не может промолчать, потому что вопрос касается их обоих.
– Мэри, дорогая! – отвечает он серьезно. – Не хочу ничего сказать против отца Роже, так как он, похоже, друг твоей матери; или, точнее, ее любимец: я не верю, что он может быть другом кому-нибудь. Определенно не мне и не тебе; и я уверен, что когда-нибудь этот человек принесет нам несчастье.
– Но как это возможно, Джек?
– Как? Множеством способов! Во-первых, он плохо отзывается обо мне, рассказывает твоей матери неправду.
– Пусть говорит, сколько хочет. Неужели ты думаешь, что я ему поверю?
– Нет, не думаю, дорогая, не думаю.
Поцелуй подтвеждает искренность его слов; и не только с его стороны, но с ее, потому что она не отводит губы, они встречаются на полпути.
На короткое время наступает тишина. При таком сладком разговоре сердец это вполне естественно.
Джек первым возобновляет разговор; и слова его навеяны поцелуем.
– Многие отдали бы жизнь за твой поцелуй, Мэри. Даже за ласковое слово или просто за улыбку. Я слышал, как так говорили несколько человек. Но один из них любимец твоей матери, и его поддерживает этот француз священник.
– Кто это?
Она догадывается, кто, даже знает; и вопрос задан только для того, чтобы иметь возможность отказаться.
– Мне не хочется называть его имя. Мне оно кажется оскорбительным. Сама мысль о том, что Дик Демпси…