Шрифт:
Гвоздь и подкова
"Не было гвоздя, -
Подкова
Пропала.
Не было подковы, -
Лошадь
Захромала.
Лошадь захромала, -
Командир
Убит.
Конница разбита,
Армия
Бежит.
Враг вступает
В город,
Пленных не щадя, -
Оттого что в кузнице
Не было
Гвоздя!"
Английская детская песенка, перевод С.Я. Маршака
"Всем правит случай. Знать бы еще, кто правит случаем"
Станислав Ежи Лец
Все имена и названия в произведении являются вымышленными.
Лэнгли,
"Сэр, мне хотелось бы еще раз поднять вопрос по разрабатываемым нашей группой объектах класса "Талисман" и "Проклятье".
Я, как и большинство членов группы считаем, что именно действия нашей армии послужили катализатором для проявления способностей этих объектов. Причины их возникновения и развития совершенно неизвестны, слишком мало достоверной информации для полного анализа. До сих пор нет ни одного из них в нашем распоряжении, лишь небольшое количество достоверных фактов. Не так давно нами документально зафиксировано воздействие одного из объектов данного класса, причем – невероятной силы.
Плотность аномалий класса "Талисман" и "Проклятье" в азиатской части России, особенно в областях Восточной и Западной Сибири, превышает все объяснимые пределы. Принципы и сам факт существования подобных аномалий пока необъяснимы современной наукой, мы можем только наблюдать, но ни выяснить причину их существования, ни бороться с ними мы пока не в состоянии. Я попросту расписываюсь в нашем бессилии. Присутствие в вооруженных группировках повстанцев данных аномалий может привести к непредсказуемым, и, скорее всего, печальным результатам для наших вооруженных сил в этих регионах. На мой взгляд, это хуже ядерного оружия, поскольку намного сильнее и абсолютно непредсказуемо.
В связи с нарастающей активностью повстанцев, поддерживаемой данными объектами, есть реальная угроза полной потери нашего контроля над этими регионами. И не только над ними. Я даже не в состоянии представить, что будет, если разрушительное воздействие этих опасных противников продолжится против нас уже на дружественных нам территориях. Исходя из данной информации, и проанализировав все варианты развития событий, мы настоятельно рекомендуем полностью свернуть операцию "Цветы Свободы" и приступить к немедленному выводу войск из зараженных районов. С дальнейшей насильственной изоляцией этих областей. Любыми способами.
С уважением, М. Ли Томпсон, доктор наук, руководитель группы "Фатум"
Сибирская Республика, г.Усть-Ахтырск, граница секторов американского и германского присутствия, 8 мая 2006 г. 19:36
Соловей снова припал к окулярам пятидесятикратника, не замечая ползущего по щеке клеща. Со стороны взглянуть на Соловья – заросший сизой щетиной и грязью детина, в грязной и сильно затасканной одежде. Любой, набредший на его лежку, принял бы Соловья за бродягу. Развелось таких в войну неисчислимо. Ну, выпил мужичок лишку, да и греется себе на весеннем солнцепеке. Вечер, не жарит, хорошо! Кабы не несколько "но". Во-первых, от мирного "бомжа" его отличала стоящая рядом, на заботливо постеленной в грязь мешковине, крупнокалиберная винтовка с глушителем. Да и новенький бинокль, через который Соловей сейчас любовался зеленеющим пейзажем, по карману немногим. И еще – ну какому идиоту могла прийти в голову даже мысль бродить по заброшенному кладбищу? Пусть оно и рядом с привокзальными огородами. Любой охотник за перезимовавшей картошкой имел больше шансов напороться на противопехотную мину, или пулю снайпера, чем на мороженные клубни.
Соловей, лежащий на краю невысокого обрывчика, которым заканчивались границы погоста в сторону города, не боялся, что его заметят. Снайпера со всех сторон прекрасно прикрывали кусты черемухи с наклюнувшимися почками.
А вот переезд, блокпост, обе дороги, развалины привокзальных "хрущевок" – все проглядывались как на макете. Картинка для наблюдателя открывалась преинтереснейшая.
Соловей медленно, не отрываясь от зрелища, снял с пояса старенькую коротковолновую "мотороллу". Злобно зыркнул на тарахтевший в голубизне неба беспилотник, взвесил черную коробочку рации в руке. Сплюнул сквозь зубы, перевернулся на бок и нажал кнопку передачи:
– Пятый, пятый, это "Ока". Я у "Зеленой зоны", Ивановский переезд. У переезда – пехота, человек сорок, укрепляют стационарный блокпост мешками с песком и бетонными блоками. Да, скорее всего – взводную опорную базу ставят. Два "Брэдли" в охранении, "Абрамс" и пара пулеметных джипов до кучи. От меня дальность – около четырехсот, север-северо-восток. Как слышишь меня, пятый? – нажал клавишу приема, после чего – свист, хрип, треск и бульканье из динамика, прямо таки неприличные звуки, среди которых он сумел разобрать то, что ждал. Быстро зашептал в микрофон, щелкнув передачей, – Пятый, понял тебя! Знаю, что не переть на рожон! Помню я, все помню! – что-то тихо буркнул себе под нос, и уже громче, заканчивая передачу, – Да ладно, не беспокойся ты, Батя! – резко выключил рацию. Плюхнулся животом в глину, похожую на размятый пластилин, и застыл в раздумье на минуту. Яростно почесал нос, извернувшись к колку, коротко и негромко свистнул.
Из кладбищенской рощицы позади, медленно и осторожно, выползли еще три вооруженных "бомжа". Одного отягощал ПКМ и пара коробок с лентами. Другой бережно волок между сгнивших крестов обшарпанный гранатомет. На спине красовался огромный станковый рюкзак, с торчащими из-под клапана выстрелами для гранатомета. Оба бродяги в таком же рванье, что и на Соловье, но на этом сходство и заканчивалось. Пожилой пузатый пулеметчик одет в блеклый армейский камуфляж. На жилистом молодом гранатометчике черный ватник и дырявые джинсы с кроссовками. Если б не оружие, то, как пить дать – такие же беспризорные "синяки", как и их командир. Даже рож толком не разглядеть под маской из глины и копоти.
Классическая "чеченская" тройка, замаскированная под бродяг – тактическая находка недавней компании.
А вот четвертый… Ну, никак он не вписывался в закономерности, этот четвертый. Как-то особо он выглядел, не так. Одет и обут как забытый осенью на картошке интеллигент, в полуспортивное, дешевое, китайское. Лишь на поясе у него нелепо болталась кобура с пистолетом. Мощная "гюрза" в затертой коже на ремне – вот и все, что отличало парня от классического типажа ранней перестройки. Даже классические "стекляшки" в роговой оправе (гордость и ненависть любого "ботаника") – и те имелись. Очки сползли со взмокшего носа, делая его похожим на карикатурного профессора. За плечами, как и у остальных в этой четверке, большой станковый рюкзак буро-пятнистой окраски. Тяжело набитый, если судить по потному, перекошенному лицу "интеллигента".
– Что, Сол, щупать будем?! – хитро спросил молоденький гранатометчик, с прищуром вглядываясь в перспективу замусоренного переезда, – О, джипы, классная мишень, двух точно успею завалить, пока нас с грязью мешать не начнут.
Уверенностью в словах гранатометчика сквозил опыт, полученный в реальных боях, а не глупая молодецкая удаль. Пэш, в миру – Павел Асташев, молодой балбес и инженер-недоучка одновременно, воевал за повстанцев с самого начала. И лучше всего у него получалось орудовать именно тяжелым "эрпэгэ". Пэш один из немногих, кто не поддавался во время боя упоительному азарту бойца, вооруженного мощной пушкой, не терял головы (в прямом и переносном смыслах). Да и стрелял он, надо сказать, снайперски – с навеса мог гранату на огромном расстоянии в цель положить. Из молодых оболтусов его группы, радостно ринувшихся в битву с "америкосами", он остался единственным в живых. И юношеская романтика сражений давно затоптана, загнана в потайные уголки души жестокостью войны. Зрелище сгоревшего в боевой машине экипажа, или попавшая в голову друга крупнокалиберная пуля – такое не забудешь никогда. Как после уснуть, как совесть успокоить и смелости набраться, скажите? Вот и появилась у Пэша странная смесь страха с безразличием, от которой спасали только самогон и остатки юмора. Человек привыкает ко всему, но Пэш к войне так и не привык.