Шрифт:
Гюмрийские рассказы
Сон стал единственным спасением от одиночества. Эту ночь в новом месте спал на странной подушке, слишком высокой и слишком узкой. Утром проснулся с защемленной шеей, при попытке расхрустеться сделал только хуже, хотя в процессе уже понимал, что так и будет. Я не умею просыпаться так, чтобы встать и пойти делать дела. Ну, то есть раньше умел, когда действительно по утрам я был обязан куда-то бежать. Сейчас мне почти никогда никуда не надо. Найдя удобное положение головы, встаю практически без боли. Башня вокзальных часов отражается в зеркале массивной туфовой стеной с огромным кованным циферблатом. Выхожу на балкон и ногой в псевдо-кроксе опрокидываю пустую бутылку вина. Вру, она не пустая, просто там нет вина, но она полна окурков. Выходит, что не пустая. Облокачиваться на металлические ржавые перила балкона зябко и не хочется, поэтому стою, скрестив руки, уже в очках, потому что глаза слезиться не перестают. Смотрю на полукруг ёлок перед вокзалом и неработающий фонтан, голубым пятном стен и дна сильно выделяющимся на фоне песчаного пейзажа. На
Мои очередные бесполезные рассуждения прервал громкий стук в дверь. Я оглянулся, как будто надеялся с балкона, сквозь входную дверь увидеть раннего гостя. Я бы и так его никак не увидел, так как эта квартира сдавалась только уверенным в себе и смелым людям. На двери не было глазка и было непонятно, кто за дверью. Я отвернулся, надеясь, что ошиблись дверью или просто, не получив ответа, уйдут. Но стук стал громче и я услышал настойчивую речь. Естественно, на армянском.
"Хндрум энк бацэл дурэ!" 1
1
Откройте дверь, пожалуйста! (арм.)
Чего ругаться-то сразу. Вечно у армян проблемы с родами и падежами.
"Кто там?" Даю понять, что на армянском беседа не пойдет.
"Брат, джан, счётчики проверить надо, открой, пожалуйста"
Как настоящий взрослый я отвечаю, что хозяев нет дома, позвоните Акобу. Вспоминаю, что нужно оплатить коммуналку в конце месяца. Вроде терминалы на улице по всем номерам договоров, которые мне скинул хозяин квартиры, дают возможность даже наличкой оплатить. А как я воду оплачу, если счётчики не смотрели? По топоту спускающегося человека, я понимаю, что гость ушёл.
"Ладно, разберусь, в середине ноября", – думаю я и возвращаюсь на балкон. Всей душой ненавижу курить утром, но шум пьяной утренней крови в голове просит хотя бы затяжечку. Вчера была суббота и очередное вечернее мероприятие, которое включает в себя новые знакомства и переизбыток чувств от переизбытка общения. Компенсация этим чувствам – алкоголь, чтобы хоть как-то приостановить турбины моей разогнавшейся внутренней ГЭС. Я закуриваю и уже жалею об этом. Подошла утренняя электричка. Россыпь людей из стеклянных дверей с правой стороны перрона сливается редким ручейком на остановке. Я сразу вспоминаю свою поездку на собаке из Еревана в Гюмри. Вы, правда думаете, что я вам расскажу очередную неинтересную историю? Я вам расскажу другую. Такую же не интересую. Ко мне скоро прилетит Маша. В аэропорт Ширака. Вам не интересно всё еще? А для меня это самое важное событие. А когда к тебе приезжал куда-либо такой же значимый для тебя человек, как для меня Маша? Вот и думай.
Я уже думаю о том, как мы вместе идём гулять по горам вокруг Кармракара, как я ей показываю Тцак Кар и стоячий камень. Как мы идём за поля, между двух огромных холмов коровьих пастбищ. Как мы гуляем по склону ущелья, где вбиты штыри альпинистов. Коровы на склоне безучастливо смотрят на нас, в теории прикидывая, что происходит и насколько им угрожает происходящее. Мне смешно, я начинаю смеяться в голос. Маша пишет мне с армянского номера, всё ок, она уже приземлилась и втридорога купила симку Ucom. Я смеюсь, всё будет хорошо. Маша рядом со мной, всего в нескольких десятках километров. А значит, что мы уже дома. Сипер, конечно, в кошачьем шоке, но это того стоит, честно. Мам, я дома. Пацаны, я дома. Всё ок, я вас люблю.
Гюмрийские рассказы
Сон
Сегодня проснулся в пол 3-го ночи от кошмара и очень сильно расстроился, что больше не засну. Перекатывался с боку на бок, надеясь, что сон придёт, но глаза слезились и чесались всё сильнее, потому я решил заварить черный чай, чтобы промыть воспалившиеся слизистые. Снилось, что я маленький в нашем деревенском доме. Ночь, тишина, все спят. Я просыпаюсь от скрипа входной двери и шёпота на незнакомом языке. Понимаю, что незваные гости уже на кухне и от большой комнаты нас разделяет только массивная дверь. Её чернота медленно и без скрипа, как в вакууме, потихоньку открывается, и я вижу несколько тонких силуэтов с длинными чёрными волосами. Я подрываюсь и сдавленным голосом пытаюсь орать и будить родителей, братьев, но все они спят так крепко, что не реагируют на меня. Тени тянутся ко мне, я продолжаю кричать под водой, но я уже проснулся. Кошмар всё ещё тянет меня вниз, гости с силой прижимают мои руки и ноги к кровати гюмрийской квартиры на улице Горького и я знаю, что мне никто не может навредить. Силуэты тянут меня обратно вниз, в омут заплывшего темнотой деревенского дома. Я не вижу их, но знаю, что они за углами комнаты, в черноте проёма ванной, готовые наброситься на меня, если я не справлюсь ними, глядя на них своим отчаянным, разбитым страхом взглядом, загнанного в угол зверя. Давясь своим животным ужасом, я мычу, будто у меня кляп во рту, выкручиваюсь и неожиданно мне удаётся повернуться на бок. Всё исчезло, я снова в безопасности, никого нет. Я заварил чай, включил Ютуб "Комики против кино". На часах уже 5 утра, за окном ни намёка на рассвет. Вспомнил, как часто ещё подростком просыпался посреди ночи и писал стихи, рассказы, потому что комп не включить, родители спят в соседней комнате. Да и брат точно проснётся от шума куллера стационарного старичка. Поэтому включал лампу и записывал то, что крутилось у меня в голове.
Допив чай, выхожу на балкон своего третьего этажа, подышать свежим воздухом. Улицы хорошо освещены огнями негаснущих даже ночью вывесок магазинов и аптек, автоматов с кофе. Даже вокзал выглядит так, как будто вот-вот проснётся и тоже пойдёт пить утренний чай, чтобы продрать свои многочисленные глаза-окна, в которых скоро загорится свет. На круг, перед башней с часами въезжает машина с жёлтым застенчивым взглядом, опущенным вниз и останавливается перед входом в зал с кассами. Несколько человек выходит из машины и направляются к входу с многочисленными тюками, пакетами и чемоданами. Их встречает охранник, завязывается разговор. Вся поклажа уже на камне лестницы, все стоят курят и говорят по-армянски. Я понимаю только мат, от этого мне становится смешно, потому что армянский мат, как мне кажется, слишком наигранно агрессивный. Он не похож на угрозу или способ оскорбления. Это больше похоже на оправдание своих чувств. Я матерюсь, потому что я расстроен или огорчён. Как-то так.
Свет на кухне и на вокзале гаснет одновременно. Опять перебои с электричеством. Я закуриваю сигарету и включаю фонарик на телефоне. Луна светит довольно ярко и площадь частично видно. Разговор стал тише, люди повернули головы на меня. Я помахал им рукой и поздоровался, – "Барев дзес!" Ответа не последовало. Их головы задраны вверх, но лица плохо различимы, они точно смотрят на меня и точно меня слышали. Становится как-то не по себе, решаю ретироваться обратно в квартиру. Собираюсь выбросить бычок в бутылку вина, которую я использую как пепельницу, но её нет на месте. Да и вкус и запах сигареты я больше не чувствовал, как будто и не курил вовсе. Взгляд вернулся к людям на площади, так как они возобновили разговор. Но людей не было. Были только длинные тени, а язык, на котором шепталась эта группа, был уже явно не армянским. Буквально в секунду эти силуэты на асфальте метнулись в черноту прохода моего дома и скрылись внутри подъезда. Всё вокруг стало вязким, ужас увиденного схватил меня за кадык и не давал произвести ни звука. Тишина разрывала ушные перепонки, оттого так отчетливо я услышал шелест тихих переговоров за входной дверью. Шипящие, с придыханием втягивающие гортанные звуки твари уже скребли петли входа и дёргали ручку так быстро, что этот звук начал сводить меня с ума. Луна обернулась в непроницаемую ладонь бесцветной тучи, а тротуар под балконом превратился в бездонную космическую пропасть без света звёзд. Телефон, несколько раз моргнув фонариком, вывалился из моей руки и упал в безумную, страшную пасть под моим балконом. Луна, вырвавшись из демонической руки, в последний раз показала мне мою квартиру. Входная дверь открылась так же беззвучно, как и дверь в деревне. Голова пульсирует, крик застрял в груди. Моё тело парализовано и я молчу – смотрю как в комнату проникают черные силуэты с неподвижными черными волосами. Они бредут ко мне, с шумом втягивают воздух, периодически издавая щелчки. Луна снова скрылась, а тени облокотившись на раму балкона, проваливаются на площадку ко мне, мешая друг другу. По очереди они хватают меня за руки и ноги, мне очень больно от их прикосновений, будто с каждым касанием яд проникает под кожу, моментально сжираемую некрозом. Я чувствую, как жар гниения моего тела поглощает меня. Вдруг, мне удаётся повернуться и посмотреть вниз. Пасть под балконом всё ещё разверзнута. Пальцев на руках осталось всего ничего, но остатками фаланг у меня всё же получается схватить за волосы двух тварей и оттолкнуться культями ног от подоконника. Перевернувшись спиной, я уже лечу вниз, вслед за телефоном. В носу запах крови, как после удара, боль крутит судорогами всё тело, будто я под током. Глаза всё так же слезятся. Я лечу вниз, думая о том, что этот кошмар слишком подробный, обычно мне удаётся проснуться ещё до того, как на меня бросаются. Сильно ударяюсь животом и подбородком. Ничего не вижу, воздуха нет. Боль вспыхнула и быстро погасла, превратившись в раскалённый прут, которым ковыряли в моём мозге. Я не дышал, но испытывал боль, как мне показалось, целую вечность. Даже успел к ней привыкнуть, как к чему-то зудящему и монотонному. Я заснул, разными частями тела лёжа на дне безвременья и этот сон был сном человека, который забывается после тяжёлой болезни.
Проснувшись, я сразу пошёл на балкон. Небо ежесекундно разрезалось всполохами молний. Я смотрел со дна моря и видел, как наверху шли огромные зелёные валы с тоннами солёной пены. То и дело метались тени по площади перед подводным вокзалом, но меня не замечали. Зеленоватые тучи с копошащимися внутри молниями медленно уползали в горы на горизонте. Но это не тучи пропадали из виду. Нечто огромное продвигалось мне навстречу, оставляя позади облака морской пыли. Дно сотрясалось, я схватился за поросшие морскими обитателями перила балкона, но не удержался и упал на его площадку. Я вспомнил про Спитакское землетрясение и разрушенные дома вдоль улицы Саят Нова. В этот раз ничто не сдавливало мне грудь, и я заорал от страха. Молнии продолжали копошиться в облаках морской пены красноватым ульем и как титанические светильники подсвечивали город. Я вбежал внутрь квартиры и заперся в ванной, схватив по дороге нож с кухни. Визг и скрежет вокруг перебивали все мои мысли, на мой крик приплыли все ближайшее твари. Это были мои соседи, которые в секунду рванули ко мне, почуяв мой ужас и услышав мой вой. Сердце уже не билось, но и проснуться я уже никак не мог. В темноте ванной комнаты я лишь сжимал нож и глядел на полоску света под дверью, возникающую и пропадающую в такт молниям и на тени, которые снова тянулись ко мне.
Конец ознакомительного фрагмента.