Halo. Контакт на Жатве
Шрифт:
Эйвери вскочил с кресла, быстро подошел к сумкам и вытащил бутылку джина. Он схватил парадный мундир и сунул напиток во внутренний карман. Мгновение спустя морпех вышел из квартиры.
– «Пес и пони»? – спросил Эйвери у гостиничного компьютера по пути в вестибюль. – Еще работает?
– Открыто ежедневно до четырех утра, – откликнулся маленький динамик в панели выбора этажа. – Дамам посещать не рекомендуется. Вызвать такси?
– Я прогуляюсь.
Эйвери откупорил бутылку и сделал большой глоток. «Пока еще могу», – добавил он про себя.
Бутылки
– Аккуратнее, солдатик, – предупредил вышибала, перекрывая гремящую музыку.
Эйвери отвернулся от девицы, чья спина выгибалась высоко над сценой. Вышибала был долговязым, из-под черной водолазки выпирал живот. Сильные руки казались раздутыми из-за обманчивого слоя жира.
– Я заплатил, – пожал плечами Эйвери.
– Не за лапанье, – обнажил вышибала в усмешке два платиновых резца. – У нас заведение высокого класса.
Эйвери потянулся к круглому столику, стоящему между его коленями и сценой.
– Сколько? – Он показал кредитный чип.
– Пятьсот.
– Да иди ты!
– Я же сказал: высокий класс.
– Уже просадил кучу… – пробормотал Эйвери.
Его жалованье в ККОН было скромным, и большая часть уходила на оплату жилья для тети.
– Ну? – ткнул вышибала пальцем в девушку; ее улыбка исчезла, она медленно отступала по сцене с обеспокоенно-хмурым выражением лица. – Следи за языком, солдатик. – Вышибала крепче сжал плечо Эйвери. – Она не из тех повстанческих шлюх, с которыми ты якшался в Эпси.
Эйвери было противно прикосновение вышибалы. Достало и то, что его называют солдатиком. Но слушать оскорбления от гражданского хмыря, который понятия не имеет, через что он прошел на фронтах Восстания? Это стало последней каплей.
– Убери руку! – прорычал Эйвери.
– У нас будут проблемы?
– Зависит от тебя.
Вышибала потянулся свободной рукой назад и вытащил из-за пояса металлический стержень.
– Почему бы нам не выйти?
Он взмахнул рукой, и стержень удвоился в длине, а верхушка заискрилась.
Это было оглушающее устройство «усмиритель». Эйвери видел, как с помощью таких следователи УФР допрашивали пленных повстанцев. Он знал, насколько эффективно это оружие, и, даже сомневаясь, что вышибала владеет им так же уверенно, как «призраки» из УФР, не хотел оказаться на полу заведения в луже собственной мочи.
Эйвери потянулся за напитком, стоящим в центре стола:
– Мне и тут хорошо.
– Слушай, ты, морпех хре…
Однако движение Эйвери было уловкой. Как только вышибала наклонился к морпеху, тот поймал его запястье и дернул вперед над собственным плечом. Затем качнул руку вниз, ломая ее в локте. Кость проткнула одежду вышибалы, и девушка на сцене закричала, когда кровь забрызгала ее лицо и волосы.
Вышибала взвыл и упал на колени. Двое его коллег в такой же форме и с таким же телосложением бросились на помощь, расшвыривая стулья. Эйвери встал и повернулся к ним. Но он был пьянее, чем ему казалось, и пропустил прямой удар в переносицу, отчего его голова запрокинулась и струя крови ударила в сторону сцены.
Эйвери отшатнулся и попал в сокрушительные объятия вышибал. Но когда они вытащили морпеха через черный ход, один поскользнулся на металлической лестнице, ведущей в переулок. В этот момент Эйвери удалось освободиться. Он отплатил гораздо более сильными ударами, чем полученные, и кинулся прочь от приближающегося воя сирен. И успел скрыться, прежде чем два бело-голубых седана высадили четверых полицейских у клуба.
Спотыкаясь на переполненных тротуарах улицы Холстед, Эйвери сбежал от осуждающих взглядов в грязный технический туннель под клепаной опорой местной линии маглева, когда-то построенной для Чикагской железной дороги и все еще узнаваемой, несмотря на века переделок. Даже на боевых операциях форма морпеха выглядела лучше, чем сейчас. Усевшись в туннеле, Эйвери подложил под спину зеленый мусорный пакет и погрузился в тревожное оцепенение.
«Я хочу гордиться тобой, делай то, что правильно, – так наставляла тетя девятнадцатилетнего парня в день призыва, дотрагиваясь маленькими, но сильными пальцами до его подбородка. – Стань тем, кем, я знаю, ты можешь быть».
И Эйвери старался. Он покинул Землю, готовый сражаться за тетю и таких, как она, невинных людей, чьей жизни, как убедило ККОН, угрожали враждебные люди, в остальном похожие на него. Убийцы. Отверженцы. Противники. Но где была гордость? И кем он стал?
Эйвери привиделся мальчик, задыхающийся в руках женщины с детонатором. Морпех представил, как делает идеальный выстрел, который спасает всех посетителей ресторана и его товарищей. Но в глубине души он понимал, что такого не могло произойти. Никакая волшебная пуля не покончит с Восстанием.
Эйвери ощутил холодок, который вернул его к реальности. Почти бесшумный ход пассажирского магнитоплана сместил мусорный пакет, и теперь Эйвери прижимался спиной к влажному металлу. Он наклонился и спрятал голову между коленями.
– Прости меня, – прохрипел Эйвери, жалея, что тетя не может услышать. А потом его разум отключился под грузом утраты, вины и ярости.
Лейтенант Даунс захлопнул дверь серо-голубого седана с такой силой, что низкоклиренсная машина закачалась на толстых колесах. Он почти уговорил одного паренька завербоваться на службу, но об этом узнали родители, и труды пошли насмарку. Если бы не форма, отец мог бы ударить лейтенанта. Хотя Даунс потерял боевую сноровку и носил повседневный мундир, вербовщик корпуса морской пехоты ККОН все еще выглядел внушительно.