Halo. Сага о Предтечах. Книга 2. Примордиум
Шрифт:
Геймлпар ворочался во сне, мучимый возрастными болячками, и рыдал, и называл многочисленные имена, пока не вскочил. Винневра постаралась успокоить его. Затем она жестом предложила мне присоединиться, и мы улеглись бок о бок.
Этим людям руины старого города говорили об утраченной славе, семье и счастье.
Мне же и моему духу город говорил о том, что Предтечи даровали нам ограниченную свободу, но лишь на время.
А было ли все иначе на Эрде-Тайрине?
Глава 8
С первым светом мы прошли через ворота и разглядели край ближайшей стены
Там, куда она указала, я увидел бурое облако рядом с серой стеной – пыль, поднявшуюся высоко в воздух.
Геймлпар тяжело оперся на палку, его левая нога все еще дрожала.
– Ты уверена? – спросил я.
– Да.
Огромный квадратный сегмент Ореола продолжал двигаться вдоль внутренней поверхности колеса. Солнце освещало его внешнюю часть, покрытую геометрическим узором из металла Предтеч – таким же, как на поврежденных сегментах небесного моста.
Ландшафт на этих оголенных сегментах, если он имелся, был принесен в жертву, выброшен в космос вместе с землей, животными и, возможно, даже людьми ради устранения повреждений, полученных в междоусобице Предтеч.
Таков ее путь – позволять нам страдать.
– Нет, – проворчал я. – Я чувствую ее в себе, и это не ее путь. – Пережитое мною на Ореоле не развеяло все мои надежды на Создательницу.
Небо стремительно пересекли серебристые полосы, как ласточки, преследующие насекомых. Я схватил испугавшуюся до дрожи Винневру за руку.
– Небесные лодки, – сказал Геймлпар. – Из Дворца Боли. Они летят за оставшимися в деревне людьми.
Мы пошли быстро, но так, чтобы старик поспевал. Вскоре город скрылся за холмами. Мы остановились, лишь когда уставший Геймлпар приотстал. Спрятавшись в очередной купе низкорослых деревьев, мы не шевелились.
Должно быть, мы прошли с десяток километров «наружу». Подкрался туман, но эта влага не утолила нашей жажды. Сон не шел ни к кому.
Однако лодки так и не прилетели за нами. Корабли не приземлялись, и я понятия не имел, что случилось с людьми в деревне.
Когда сошла тень, туман поднялся. Дождя не последовало, и вскоре почва стала сухой, как старые кости. Геймлпар молча страдал от боли в суставах, вызванной ночной сыростью и холодом.
Что думает таящийся в нем дух о своем старом примитивном сосуде? Наверняка он – или она, или оно, кто знает? – мечтает о более молодом и крепком вместилище. Но морщинистое лицо старика лучилось отвагой, какой я прежде за ним не замечал.
Мы с Винневрой предложили Геймлпару помощь, но он отказался и, опираясь на палку, поднялся на ноги. Затем помахал ею, разминаясь, и двинулся вперед, далеко выбрасывая больную ногу. Мы следовали в паре шагов, позволяя старику идти с чувством достоинства. Да я и не спешил узнать, что подняло столько пыли у стены.
За сутки пути мы нашли лишь несколько сухих, грязных ягод, от которых у меня заурчало в животе. Жажду утолять могли лишь утренней росой с камней, листьев и травы. Земля была похожа на выжатую губку: ни ручьев, ни рек.
На третье утро уже и росы было чуть-чуть. Холмы стали более высокими и изрезанными, некоторые поднимались на несколько сот метров и были усыпаны камнями. Высоко вверху кружилась пыль. Мы шли между холмами, огибая растрескавшиеся валуны и колючие конусовидные деревья. Над головой плыл легкий туман, смешанный с пылью. Тут и там пролетали мелкие птахи, но для них в небе не было пищи, как и для нас на земле.
Между холмами и деревьями вихрился и свистел ветер.
Следующим утром туман принес не столько влагу, сколько пыль. Мы шли практически вслепую, но спустя час после рассвета грязный туман рассеялся, оставив рваные клочья, и Винневра, по-прежнему ведомая своими гейсами, чуть не перешагнула через осыпающийся край скалы.
Я грубо схватил ее за руку. Зашипев, она попыталась вырваться, но, увидев, куда шла, ахнула и отбежала назад. Геймлпар оперся на палку и глубоко задышал, издавая мычание, похожее на песню. Ее слов я не понимал.
То, что лежало перед нами, не напоминало ни долину, ни каньон, ни речное русло. Это был самый глубокий и уродливый ров из всех виденных мною.
Старик закончил песню и простер руку, хватая воздух скрюченными пальцами, как будто пытался выловить из него разгадку.
– Земля здесь тянется, как подсыхающая грязь, – сказал он. – Это что-то новое. Мне не нравится.
Геймлпар отошел и присел на корточки в тени крупного валуна.
Мы с Винневрой осторожно приблизились к краю обрыва, преодолев последние несколько метров на четвереньках. Грязь и камни опасно срывались под руками. Я попытался прикинуть, насколько глубок и широк ров. Ни его дна, ни нижнего края противоположной стены не было видно.
Грязный туман полз вдоль рва, словно нечистая бесполезная река.
– Хочешь, чтобы мы спустились? – спросил я Винневру. – Туда ведут твои гейсы?
Она угрюмо посмотрела на меня.
– Там, в этой пыли, определенно что-то движется, – добавил я.
– Что?
– Животные, наверное. Стадом идут, как антилопы гну.
Она тщетно попыталась выговорить словосочетание.
– Кто это?
Я описал их и рассказал, что на Эрде-Тайрине видел, как стада антилоп поднимают огромные облака пыли и пытаются преодолеть широкие реки, где многие животные тонут в воде или гибнут в зубах крокодилов. В детстве я сидел у реки и наблюдал, как на другом берегу ягуары и саблезубы терпеливо поджидают уцелевших гну, в то время как утонувшие уносятся течением, чтобы стать пищей для крокодилов и рыб. И все же копытные значительно превосходят числом хищников, поэтому немало антилоп достигают мест назначения.
Тем временем солнечный свет согрел туман, и я смутно разглядел дно рва. Геймлпар был прав: земля отошла от огромной серо-голубой стены, оставив склон, покрытый мелким щебнем, а за ним – почти километр обнаженного основания. Толщину слоя земли Ореола было легко оценить: она составляла восемьсот-девятьсот метров. В относительном смысле ненамного толще слоя краски на стене дома.
Я вспомнил подругу моей матери, вместе с которой она занималась шитьем. У подруги жил серый попугай, болтавший так же хорошо, как и я (тогда я был ребенком). Чтобы развлечь птицу, мамина подруга устроила в ее большой плетеной клетке миниатюрный лес из старых веток, вкопанных в неглубокий слой земли. Точно так же Библиотекарь или какой-нибудь другой Предтеча поместили на внутренней поверхности обруча почву, деревья и животных, чтобы мы чувствовали себя как дома. Иллюзия, совсем как лес попугая.