Хан Файр
Шрифт:
– Мы продолжим подготовительный этап после того, как я посчитаю. Подождите немного, Хан. Вот кресло, - мягко сказала Хэгши.
Да-а, это называется, пока не ткнули носом, не заметил.
Хан пошёл и сел в это кресло. Вначале он сидел неподвижно, боясь помешать. Потом осторожно пошевелился. Заметил, что ладони влажны от пота, и с яростью потёр их о джинсы. Потом сел удобнее, привалившись плечом к спинке кресла. Сообразив, что эта поза выдает неуверенность, сел по-другому, очень прямо, на самый край. Но тут ощутил такую усталость, что сдался и утонул в кресле, как оно к
Долго считать вовсе не требовалось, Хэгши дала ему эти несколько минут, чтобы он освоился и успокоился. Вот дыхание стало ровным. Даже слишком.
Она обернулась.
Хан спал в кресле, запрокинув голову.
Не разбудить – обидится, разбудить – невозможно.
Через два часа он проснулся сам, сконфуженный и злой на себя. Впрочем, стыдиться тут нечего, внезапно пришла мысль словно откуда-то извне. Просто устал, всё обычно и естественно. Хан вдруг успокоился, не осознав этой перемены в себе и, тем более, не догадавшись о её причине.
Хэгши обернулась к нему.
– Голограмма готова, можно посмотреть, как вы будете выглядеть после операции. Слышали о голографии?
– Да, у нас уже изобрели, но я ни разу не видел.
– Сейчас увидите. Смотрите туда, к дальней стене.
У стены в столбе света возникла фигура обнажённой девушки. Действительно “голо-“, сострил мысленно Хан, краснея. Если бы не этот столб света и не неподвижность, девушка выглядела бы реальной, живой. Хану стало не по себе.
Рядом с первой голограммой появилась вторая - фигура юноши, как две капли воды похожего на девушку, одного роста. Световые цилиндры Хэгши сделала специально, чтобы не было слишком сильного впечатления.
– Слева - это вы сейчас, а справа - каким вы будете. Размеры коррекции фигуры в плоскости в земных мерах следующие: ширина плеч увеличивается на пять сантиметров, на столько же уменьшается ширина бедер, запястье - плюс два миллиметра, ширина пальцев – плюс полмиллиметра, их длина - плюс пол-сантиметра, ширина ладони - плюс миллиметр.
– Мне кажется, коррекция маловата, - осторожно сказал Хан, не в силах скрыть недовольство.
– Иначе нарушится гармония.
– Нельзя ли осуществить более радикальную коррекцию?
– спросил он с таким видом, словно вниз головой в воду бросался.
– А именно?
– Прежде всего - рост. Сто шестьдесят пять сантиметров - для парня это смешно. Должно быть хотя бы около ста девяноста. Ну, и соответственно - фигура с мускулатурой. Вроде Арнольда Шварцнеггера. Такие вот у меня преувеличенные представления о мужественности...
Самоирония - явно постоянная его манера, средство самозащиты.
– ...А длинные волосы оставлю. Это не признак пола. Длинные волосы, например, у индейцев. И в мужестве, и в мужественности им разве что расисты откажут!
– с неожиданной яростью продолжил Хан. И тут же сильно смутился.
– Так можно ли осуществить подобную коррекцию?
– Да. Но не советую. Нарушится координация движений, восстанавливать её долго, сложно и не всегда удаётся полностью. Вы не можете не понимать, как это важно.
– Конечно, - обескураженно согласился Хан.
– Мужчина - защитник. Он должен уметь
– Да нет, всё правильно, - сказала Хэгши.
– И будут недоступны некоторые профессии.
– Ещё я хотел бы изменить лицо - чтобы никто не мог узнать.
– А вот это не советую категорически. Вы очень красивы. Изменить такое лицо до неузнаваемости можно только в худшую сторону.
Подобрать другую гармонию, подходящую к строению лицевых костей, трудно. Менять же их строение... Я не решусь скорректировать ваше лицо даже минимально, чтобы сделать черты чуть резче. Но оно одинаково красиво и для девушки, и для юноши.
– Для юноши даже больше подходит - подбородок квадратный, - вздохнул Хан, сдаваясь.
– Вот видите. Теперь – материал для клонирования. Идите сюда. Это просто и быстро, как анализ крови у вас на Земле. Программировать клоны буду завтра, поскольку я уже устала... Всё. Теперь идёмте, я покажу вам комнату.
Хэгши встала и направилась к двери.
– Что я как раз и имел в виду, - пробормотал Хан. – А если девушке, которая мне понравится, я буду по плечо?
Хэгши обернулась, чуть заметно улыбаясь.
– Это совершенно не имеет значения.
– Ещё как имеет, - сердито возразил Хан. – Или она меня вообще не заметит, или будет смеяться, или над ней будут смеяться, что хуже всего.
– Не заметить невозможно. Если будет смеяться или придавать значение насмешкам, значит, не стоит внимания. Но здесь никто не будет смеяться.
Хан утомлённо провел руками по лицу и ничего не ответил.
От ужина он отказался, но Хэгши убедила его выпить стакан какого-то “соуса” – вкусно, полезно и быстро.
2
Оставшись один в отведённой ему комнате, он – вместо того, чтобы повалиться на кровать, ведь почти падал от усталости – подошел к зеркалу и воззрился на свое отражение. Очень красив?!
Темные волосы откинуты назад и падают на спину, прикрывая лопатки.
Продолговатое бледное лицо, высокий лоб, густые чёрные брови, крупные глаза, светлые, но в сумрачной комнате кажутся темнее и ярче, а потому ещё крупнее, тонкий нос с горбинкой, маленький рот, тяжеловатый подбородок. Очень красив? Сказать так о себе он мог с полным правом на Земле, но здесь, если кто и очень красив, то именно сами тайриане, все без исключения. Это первое, что бросается в глаза даже человеку, ничего не замечающему вокруг себя. Услышать такое от тайрианки!
Хан в недоумении пожал плечами, отошел от зеркала, разделся и улегся в постель.
Стемнело. Сон не шёл. Хан смотрел в окно на Ириолис, столицу планеты. Ему были видны два-три ближайших здания, возвышающихся над вершинами могучих деревьев парка, и дуга верхнего яруса эстакады, огибающей дома. По ней и в воздухе проносились блестящие обтекаемые машины – гравимобили. В таком же он примчался сюда, к знаменитой Хэгши Керайдин, едва межзвёздный корабль приземлился на Хинн-Тайре.
Другая планета, не Земля. Фантастика! А всё такое же: солнце, небо, зелень.