Хан с лицом странника
Шрифт:
Обратно он поплыл на судах воеводы Петра Серебряного и уже, когда на Волге появились первые ледяные забереги, вдали показались башни казанского кремля. На Покров он появился на подворье Строгановых. Что-то подсказывало, что непременно должен зайти туда. Но навстречу вышел сторож, не признавший его и даже в дом не пустил.
— Жди хозяина, когда приедет, с ним и толкуй. А мое дело маленькое — караул нести и не пущать без надобности.
— Когда Аникий Федорович будет?
— Так он мне о том не докладывался. Как надумает, так и приедет, — отвечал словоохотливый сторож.
Едигир побрел по московским улочкам в надежде отыскать имение боярина Алексея Даниловича Басманова.
Народа на улицах становилось все меньше, и Едигира уже несколько раз останавливали караульные, дежурившие с фонарями на перекрестках. Он долго объяснял, что только что прибыл в город и теперь разыскивает знакомых, которые как на беду, все оказались в отлучке.
Наконец, возле одного из домов задержавшие его караульные решили свести позднего путника, вызвавшего у них подозрение, в участок. Едигир разбросал их и взялся за саблю. Те направили на него копья и не известно, чем бы закончилось дело, если бы из-за ворот не раздался громкий голос сторожа:
— Князь Барятинский велел узнать, что за шум. Подмога не нужна?
— Князь Барятинский, — рука с саблей опустилась, и Едигир переспросил, — а Федор Барятинский тут?
— А где же ему быть. Дома и есть.
— Зови его, — тихо проговорил Едигир, садясь прямо в снег.
Бог богат!
Вольный человек Кочюм Царь великий князь Белый царь!
Слыхали есмя, что еси и справедлив, мы и весь народ земли воюются, а не учнут воевать, и не мирятся.
С нашим отцом твой отец, гораздо помирився и гости на обе стороны ходили, потому что твоя земля ближе. Люди наши в упокое были, а межи их лиха не было, а люди в добре жили, и ныне при нашей и при твоей времен люди черные не в упокое. А по ся места грамоты к тебе не посылали, есми потому, что нескоторыми нами война была, и мы того недруга своего взяли. И ныне похошь миру, и мы помиримся, а похошь воевали, и мы воюемся…
Грамота Царя Кучума к Царю Ивану-IV Васильевичу
ТЭМАМ [15]
Карача-бек пробыл в Бухаре до конца лета. Еще в дороге занемог Соуз-хан и долго лежал в полутемной комнате караван-сарая, худея день ото дня. Сибирское посольство, а тем более здоровье самих послов мало интересовало визирей. Карача-бек с трудом добился, чтоб его принял один из престарелых советников, который, казалось, сидит тут со дня сотворения мира и помнит еще славные дела Багадур-хана. Старик тряс плешивой головой, постоянно вытирая рукавом халата слюну, много раз переспрашивал Карачу-бека, не совсем понимая, с чем он приехал. Правда, его слезящиеся глазки приобрели давно утраченный блеск, когда Карача-бек достал из мешка две великолепных шкурки огненно-рыжей лисы, и старик запустил в мех дряблые пальцы, нежно лаская и поглаживая его. Но как только засунул шкуры в огромный окованный медными пластинами сундук, тут же утратил всякий интерес к просителю, прикинувшись глухим.
15
заключение
Карача-бек разыскал родственников Соуз-Хана, сообщил им о его болезни и вечером к караван-сараю подъехала арба, запряженная маленьким осликом, с нее, кряхтя, слез угрюмый возница и сообщил, что его прислали забрать больного. Вдвоем они погрузили Соуз-Хана в арбу и он, непрестанно охая и вздыхая, с трудом махнул ханскому визирю рукой. Больше Карача-бек его не видел, да, впрочем, не особо и страдал от этого.
Почти неделю он потратил на розыски Мухамед-Кула с помощью слуг и всезнающих нищих. Они указали ему небольшой домик возле старого кладбища и ранним утром Карача-бек отправился к ханскому племяннику. В дом его не пустили. Вскоре Мухамед-Кул сам вышел к нему во двор и, даже не предложив присесть, сообщил, что здоровье его, слава Аллаху, восстановилось и он готов хоть завтра выехать обратно. Караче-беку бросились в глаза несколько детских игрушек, лежащих на лавке возле дома, но он не стал интересоваться, кому они могут принадлежать. Его просили узнать, как обстоит со здоровьем у ханского племянника и он это сделал. Так что же еще? Ему и своих забот хватает. Мало ли чьи игрушки могут тут лежать…
Теперь оставалось последнее — разузнать, где скрывается князь Сейдяк, и можно было отправляться обратно. Судьбе было угодно распорядиться, чтоб он узнал об этом без особых усилий. Вечером его отыскал в караван-сарае оборванный нищий и спросил, не он ли интересовался мальчиком, который является законным наследником Сибирского ханства. Карача-бек с подозрением оглядел нищего, но потом решил, что тот верно прознал о его расспросах на базарах и, решив подзаработать, сам пришел к нему, боясь как бы не опередили другие. Он полез в кошелек и достал оттуда монету, подбросил на руке, но нищий отрицательно покачал головой и показал десять растопыренных грязных пальцев. Карача-бек подумал, что каждый день задержки в Бухаре крадет у него из кошеля гораздо больше денег на всяческие расходы, и с вздохом вынул монеты, сложив их стопкой. Нищий молча смахнул увесистый столбик в свою заскорузлую ладонь, а затем шепотом поведал, будто бы мальчика взял к себе во дворец сам хан Абдулла и содержит достойно, ни в чем ему не отказывая.
— Откуда тебе это известно? — не поверил своим ушам Карача-бек.
— Кто не верит, может проверить, — ответил нищий и, легко выскользнув во двор караван-сарая, скрылся в темноте.
Карача-бек выскочил за ним следом. Но пока ждал, когда глаза привыкнут к темноте, услышал стук копыт за оградой и понял, что ему не догнать странного посетителя. "Неужели у местных нищих есть свои собственные лошади?" — подумал он и побрел обратно в свою комнату. В любом случае он знает, что доложить Кучуму. А остальное его не касается.
На подъезде к Кашлыку кони шли уже по неглубокому снегу и сам Карача-бек кутался в тяжелый бараний тулуп. Кучум принял его на другой день и обо всем спокойно выслушал. Рядом с ним сидел на мягких подушках Мухамед-Кул, который не понятно каким образом оказался здесь раньше ханского визиря. Дав Караче-беку передохнуть несколько дней, побыть с женой и детьми, Кучум сообщил ему о своем решении отправить дань русскому царю в Московию и сопровождать ее поручил Караче-беку. Тот покорно выслушал ханский приказ и вышел из шатра, не проронив ни слова.
… В разгар самых трескучих морозов обоз с сибирскими мехами проехал заставу на Москве реке и остановился на постоялом дворе подле Немецкой слободы.
Когда Ивану Васильевичу доложили о прибытии дани от сибирского хана, он велел позвать дьяка сына боярского Третьяка Чебукова и присутствовать при приеме сибирских послов, а потом составить ответную грамоту их хану. Велел сыскать и содержащихся в Москве уже несколько лет прежних послов Баяны и Сабанака. Их привели в царские покои, выдали новую одежду и велели ждать.