Хаос войны
Шрифт:
Но стоит отметить и плюсы. Среди находящихся здесь было очень много смертных, которые отличались силой воли и незыблемостью принципов. Они лили свою и чужую кровь ради чего-то, что было больше их. Да, жестокости в них тоже хватало, но видит Этий, Творцы и все Боги, что среди моих товарищей не было тех, кто продаст то, что для него важно под страхом смерти, выгоды или ещё чего-то. Для них важнее было жить достойно, чем жить долго.
И вдруг раздался новый взрыв, куда более сильный, чем те что проходили сквозь море и первое дно. Один из обломков достиг незримой черты
— Арис! — вдруг раздалось восклицание и рядом со мной приземлилась золотокрылая Вилия. — Что происходит? Твои барьеры… о нет, мы уже не в преисподней. Какого хрена?! Как ты мог допустить подобное?! Ладно, не переживай, ещё повоюем, рано помирать… давай, я тебя подниму… берись за меня, не переживай, я пока что питаюсь за счёт собственных сил…
И Вилия действительно попыталась меня как-то ухватить, но быстро забила на это и просто воплотила цепь, которую вонзила прямо мне в спину. А затем она вспорхнула и помчалась обратно на поверхность.
Великий Панцирь даже не стал смотреть мне в след, он лишь подобрал одно из оружий и бросил клич, начиная перегруппировку погрязших в боли и страданиях войск. Демоны подступали и начинали рвать нас всё сильнее, нужно дать им по зубам, иначе в скором времени от моей души не останется ничего.
Медленно суть Великого Панциря начала сиять бронёй на его теле. Он бы никогда не взял под своё начало меня или моих воинов, ведь являлся воином Ароса. А быть воином Ароса и просто воином… это разные вещи. Однако всё же у нас было и много общего.
Вокруг этого общего и строил свой клич Великий Панцирь. Голос его заглушил всё, даже крики агоний умирающих бойцов. На втором дне воплощалось лицо войны, но война вбирает в себя очень многое и лишь то, как мы смотрим на неё, будет определять наше восприятие. Можно видеть глупость и жестокость солдат, а можно видеть необходимость и жертву всё тех же солдат, что гибнут ради своих родных.
И в этом круговороте безумия крайне важно это понимать. Ведь если твоё восприятие начнёт меняться, то высок риск захлёбывания в необычайной жестокости. И пусть я действительно не вижу жизни без войны, без этого адреналина и привкуса победы… но лучше я умру, чем превращаюсь в какое-то воплощение Ареса, который жаждет лишь насилия ради насилия.
Тем временем Вилия словно комета вошла в тёмное и багровое море. Она продолжала лететь сквозь него, используя восходящие со второго дна ураганы из крови. Таким образом на инерции мы быстро преодолели воды и вернулись на остров, где нас уже встречал Доргаф.
— Арис? Как себя чувствуешь? — к удивлению, в голосе Доргафа я слышал страх, который заменил надменность и гордыню. — Быстрее, нужно идти.
— Быстрее, идите, а я… я пойду помогу этому придурку, который называет себя Великим Панцирем. Неужели его родители так и назвали? — и сразу после этого вопроса Вилия снова нырнула в море, чтобы отправиться на второе дно.
— Что происходит? — повторил я вопрос, чувствуя, как мне становится всё хуже.
— Ты умираешь, а твоя душа распадается, — пояснил мне Доргаф, позволяя опереться на него.
— А контракт? Разве я не должен был стабилизировать душу за счёт нового контракта?
— В этом и проблема.
Ударом ноги Доргаф выбил дверь, и мы вошли в маяк, после чего начали подниматься на вершину. Этот путь был тяжёл, а мой страх становился всё сильнее. Панические атаки рвали мой разум, но ещё хуже было Доргафу. В это трудно поверить, но демон гордыни… плакал, столь силён стал ужас в его душе.
Но несмотря на это, он продолжал помогать мне идти, повторяя как мантру:
— Мы лучшие. Нам нельзя проигрывать. Все смотрят, — всё шептал он, делая шаг за шагом, пока слёзы обращались в лёд и разбивались о ступеньки. — Мы лучшие. Нам нельзя проигрывать. Все смотрят.
С последними усилиями мы кое-как выбрались на вершину маяка, которая представляла собой руины, будто бы сюда прилетел снаряд. Чудовищный ветер пытался сдуть нас, сбросить обратно вниз, едва удавалось удерживаться.
Доргаф через две секунды просто упал, после чего свернулся калачиком и начал трястись, что-то бурча себе под нос. В этот же момент его тело окружили вороны, которые начали разрывать ледяную броню из слёз, чтобы затем вонзить свои клювы в плоть. Тогда он начал рыдать, а ту звучащую боль мне никогда не удастся описать.
В ужасе я наблюдал за происходящим и пытался осознать происходящее. А затем вдруг наступил час прозрения. В этих воронах мной были увидены ментальные образы, воспоминания и… кажется это было прошлое самого Доргафа. День, когда он стал демоном, те чувства и эмоции, которые опустили его на истинное дно, они разрывали его.
И вот уже рыдание сменилось неописуемыми стенаниями. Доргаф просто выл, словно… словно… это не был вопль матери, лишившейся ребёнка. Нет, это было нечто другое, тоже очень ужасное и болезненное. Будто бы в один день все мечты и надежды рассыпались в прах. Всё то, чем ты жил и всё то, что определяло тебя, вдруг вырвали раскалёнными клещами. И внутри осталась лишь пустота, от которой хочется выть и которую уже нечем не заполнить.
— Но он же демон гордыни… почему там один страх? — вслух произнёс я, сгоняя падальщиков с тела Доргафа.
Но чем дольше я пытался это сделать, чем больше воронов окружало уже меня. И тут весь паззл сошёлся, прямо, когда на меня хлынул поток собственных воспоминаний. Как я молился всем богам в подвалах, пока мой город обстреливали, как приходилось хоронить соседей, а затем и родных… прямо на задних дворах, прикрывая обломками, чтобы собаки трупы не разрыли. Я вспоминал свои первые бои, где в агониях умирали опытные солдаты, ведь артиллерии плевать на твой опыт.
И страх… страх пропитывал всю мою жизнь от начала и до конца. Необъятный ужас я видел в глазах других, а теперь всё это обрушивалось на меня волнами, пытаясь сломать мой рассудок. И на горизонте прямо по морю и по второму дну ко мне двигались чёрные щупальца из этого страха. Прямиком из преисподней в мою душу проникал демон, с которым мне и нужно заключить контракт.