Характер победителя
Шрифт:
Колонна словно наезжала на оптику. Такой ракурс не позволял сколько-нибудь точно определить скорость. Этому мешала пыль, преследующая машины. Они передвигались в мареве, которое чаще всего бывает жарким утром. Как будто у основания церквушки развели костер – и горячий воздух, поднимаясь, застил глаза. Марк целиком видел только первую машину, остальные скрывались друг за другом в порядке очередности. «Психическая атака», – промелькнуло у него в голове. Он мог одним выстрелом остановить эту еле ползущую гусеницу, и эта мысль насторожила его. «Психическая атака» переросла в лобовую, таранную, бестолковую. Колонна, возглавляемая
Он оставил колонну в покое и осмотрелся с трех других сторон. Поймал себя на мысли, что со сторон бездорожья был готов увидеть силуэт боевого вертолета.
И снова сосредоточился на колонне.
Какие действия предпримут военные, когда оставят свои машины? Прежде чем подготовиться к встрече противника, им необходимо проверить объект, как это сделал сам Марковцев. Судя по темпу и все той же ощутимой тяжеловесности, которая давила на Марка, они уверены: на объекте никого нет.
На объекте никого.
Это уверенность.
Потому что машины миновали тот рубеж, за которым бойцы этого подразделения должны были высыпать из машин и, разбившись на подгруппы, прикрывая друг друга, провести проверку.
Им невдомек, что на объекте есть кто-то посторонний. Они проводят мероприятие, которое никак не связано с заданием Марковцева.
Самое время позвонить Мамисашвили. Потом будет поздно. Неизвестно, сколько проторчат здесь военные.
Марковцев больше оттягивал время, нежели взвешивал все «за» и «против». Наконец набрал номер.
– Ясон, – спросил он, когда абонент ответил хрипловатым, как со сна, голосом, – у тебе нет знакомых, которые передвигаются на трех легковушках и одном «УАЗе»?
Пауза.
– А что, должны быть?
– Может, это археологи, – вслух рассуждал Марк, не выпуская из рук винтовку и ощущая тяжесть пистолета в кармане куртки. – Или приехала съемочная группа. Нет ли среди них Харрисона Форда?..
– Ты откуда звонишь?
– Из апартаментов царицы Тамары.
– Спроси, нет ли у нее подруги. Я бы приехал на «Ауди»...
– Встреча переносится, Ясон, – снова оборвал грузина Сергей. – У меня гости. Я перезвоню. Отбой.
Марк еще раз проверил стиль оповещений на своем телефоне: бесшумный и виброзвонок. То, что нужно.
Вооруженный винтовкой, он принял единственно верное решение: остался наверху крепости, держа господствующую высоту, имея круговой обзор. А в коридорах-улицах, в тоннеле он становился легкой добычей.
Сейчас главное – не дать себя обнаружить. Сказался опыт. Марковцев в течение часа обследовал объект и изучил его хорошо. Пусть и с натягом, он мог считать себя запертым в крепости. А в таких ситуациях он чувствовал себя уверенно.
Дорога ровная, асфальт положили только недавно, но колонна машин еле плелась. Причин этому Михаил Артемов не находил. Он обратил внимание на скорость, как обращал на каждую мелочь. Все его чувства были обострены. Нервы оголены.
Он сидел на заднем сиденье «Жигулей» четырнадцатой модели, прикованный левой рукой к ручке дверцы. Рядом с ним устроился Джемал Шавхелишвили. Ему было неудобно. Он головой упирался в потолок, но терпел. Чего ради? Еще одна мелочь, на которую обратил внимание полковник ГРУ.
Сам он терпел адскую боль. Нога его налилась болью...
Дорога проходила вдоль берега. По пути Артемов не увидел ни одного дорожного знака. Верно предположил, что по ночам поселки тонут в темноте.
Шавхелишвили перед самым поворотом к крепости попросил Артемова посмотреть в окно:
– Ничего особенного не видите?
Артемов посмотрел в окно. Ему пришлось нагнуть голову, чтобы охватить взглядом гору, испещренную гротами. В этот момент машина поравнялась с «Нивой», стоящей на обочине. Из окна машины велась съемка. Камера в руках оператора была отнюдь не профессиональная. Наоборот, особой четкости от оператора не требовалось. Он снимал на мобильный телефон. В кадр попала приближающаяся на небольшой скорости колонна машин, а потом и сам Артемов – крупным планом. Колонна повернула к крепости, и это тоже не ускользнуло от объектива. Оператор одним касанием кнопки перемотал на начало и просмотрел часть записи. Если бы запись оказалась некачественной, лицо Артемова нельзя было идентифицировать, пришлось бы возвращать колонну. Это означало нарваться на неприятности.
Оператора звали Теймураз. Он входил в основной состав «Дельта-Джи». После легкого ранения, полученного им во время штурма злосчастной квартиры, он фактически остался не у дел. Сегодняшнее задание было легким, и Теймураз подумал: «И дальше бы так». Раньше такие мысли его не посещали.
Он посмотрел на светящийся циферблат. Ждать Шавхелишвили придется час или чуть больше.
Шавхелишвили принял звонок и нажал на кнопку отбоя, не удостоив Теймураза ни словом.
– В Атени тоже снимают? – спросил Артемов.
– Одна запись послужит доказательством, а две – разрушат сами себя.
– Мудро, – обронил полковник. – Заодно заряд батарейки можно сэкономить: и на съемке, и на докладах.
Сегодня около шести часов вечера Артемова вывели из камеры. Его ждал сюрприз – костыли. Как же здорово передвигаться без посторонней помощи, подумал он. Здорово, но больно. Стоя и сидя – нога затекала. Она наливалась горячим свинцом. Артемов не удивился бы, если бы она разлетелась кровавыми ошметками. Когда он лежал, подняв ногу вверх, боль уходила... в сердце. Так ему казалось. Из головы не уходили мысли о жене, дочери. И как там собака будет без него? Не выбросят, конечно, останется. Останется обделенной его лаской – хозяина.
Сергей Марковцев... Где он? Где этот человек, с которым они на пару забеременели уже второй операцией? Где Спрут, чье семя попало в них?
Артемовым овладели мысли и настроения, которые он испытал несколько лет назад в Ливане: его сжигала неизвестность, и все буквы этого слова были заглавными. Он улетал из Бейрута в Москву. Его неодолимо тянуло на дачу. Он решил, что бросит работу к чертовой матери и будет жить на сбережения, пока они не кончатся. У него в ту пору лицо было с густым налетом безысходности. А сейчас его тело с густым налетом побоев. Шерхан ударил его лишь раз, швырнув на стену. Михаилу Васильевичу казалось: целая стена отпечаталась у него на теле. И тогда, и сейчас его больше всего терзали мысли о Марке...