Характеристика
Шрифт:
Я еще больше стараюсь, чуть не летаю по классу. Указку схватил, «антенну» к столу пристраиваю… В чем дело? Все сидят на местах, тихонько посмеиваются.
Сдернул тогда свитер с лица, гляжу. И что же? На последней парте сидит завуч, Анна Леонтьевна, и этим спектаклем любуется… Тут все грохнули, и хохотали битых полчаса. Видно, лицо у меня такое было…
С Анной Леонтьевной шутки плохи, все это знают. Перед ней Сидоров стоял, как раз с него стружку снимали. Ясное дело, теперь все внимание перешло на меня. А Сидоров так смеялся, что все патлы с затылка свесились
Главное, на уроке-то я отсутствовал. Уважительных причин никаких не было, а хулиганская выходка налицо. Досталось мне основательно, я потом сто раз пожалел, зачем затеял всю эту кутерьму. В конце концов Анна Леонтьевна объявила, что школа ни в коем случае не сможет дать мне удовлетворительную характеристику. А без характеристики просто невозможно поступить в институт. Словом, куда бы я ни сунулся со своими документами, всюду мне теперь — от ворот поворот.
Нечего сказать, влип. Настроение у меня совсем испортилось. Уроки кончились, я и этому не рад. Сижу, в портфеле роюсь. А Вадик, сосед, и говорит:
— В архитектурный, конечно, тебе и соваться нечего. Попробуй в театральное училище. Покажи им Фантомаса, вполне возможно, что зачтут.
И лицо такое сделал, скромное и благородное. Тетрадочки в портфель положил, замок защелкнул, на пухлом подбородке складка обозначилась, коротенький нос и рот собрались в этакую мордочку. В крепенькую, квадратную и, в общем-то, весьма умненькую мордочку.
Ребята собирались домой, девчонки наскоро записывали уроки, договаривались о чем-то, все обо мне забыли. И я почувствовал себя заброшенным, одиноким, хоть вой, хоть вовсе домой не являйся. И дернуло же меня фантомасничать!
Дома я рассказал маме всю эту историю. Мама как раз на вечерние занятия собиралась, она у меня преподаватель. Немецкий язык в институте преподает.
— Ты с ума сошел! — удивилась мама. — Вот еще не было печали!
Мама припудривалась перед зеркалом, и теперь она то ругала меня, то снова пудрилась.
— Ты и не представляешь себе, как трудно поступить в вуз! Мне пришлось разыскать одну знакомую, которую я уже лет двадцать не видела. (Мах, мах пуховкой.) И только для того, чтобы она познакомила меня с репетиторами, знающими требования твоего института… Ты отдаешь себе отчет, во что обойдется твое поступление в вуз?
— К черту! — заорал я. — У меня по всем предметам четверки да пятерки! На что мне репетиторы? Что я, хуже других? Не хочу репетиторов!
— Глупости! — прикрикнула мама. — Может быть, ты и не хуже, да другие-то, вдруг — окажутся лучше! (Мах, мах! Коробка с пудрой выпала из рук, запорошило весь туалетный столик.) В общем, чтобы не было никаких историй! Понимаешь? Никаких историй больше! И характеристику чтобы хорошую получить! Не удовлетворительную, а хорошую! Вот!
Мама схватила сумочку, заглянула в нее и направилась к двери.
— Да-а, хорошую! — заныл я. — Напишут мне теперь хорошую, как же!..
— Старайся! Общественную работу выполняй, в кружки какие-нибудь запишись. И, главное, без фокусов! — Мама остановилась в коридоре, обернулась, взглянула на меня: — Никаких драк, никаких глупостей!
— А если хулиганы пристанут, что же я тогда…
— Беги. С твоими-то ногами длинными, да не удрать, — просто позор. Но в драку ввязываться не смей!
И мама ушла.
Я засел за математику. Ничего не клеилось. Из головы не выходила проклятая характеристика. К тому же задача попалась ломовая какая-то, все мозги себе сломал.
Нет, подумать только, что это будет за жизнь! В кружки какие-то записываться. В какие кружки? Плясать, что ли, начать? Или вязать кофточки вместе с девчонками? Может быть, в хоровой коллектив податься? Петь-то легче всего… Я представил себе наш общешкольный хор: в первом ряду девчонки — белые блузки, синие юбки. А во втором — Сидоров со своими рыжими патлами да двухметровая каланча — я. Так мне почему-то представилось… Цирк, смехота. Нет, уж лучше кофточки вязать.
Да где времени взять на разные там кружки? Общественную работу я и так выполняю: делаю рисунки для стенгазеты, карикатуры, рамочки всякие, одним словом, оформление. Да к этому привыкли давно, не замечают, вроде так и надо. И правда, кто же, кроме меня? Я — лучший художник в классе…
Да-а… Прибавить придется пару нагрузочек, не иначе…
Этой ночью я спал плохо. Снилась проклятая характеристика.
Утром меня подозвала к себе Нина Харитоновна, наш классный руководитель.
— Горяев, я слышала, ты вчера опозорил весь наш класс, — сухо сказала она, и на лице у нее сразу вспыхнули красные пятна.
— Да я, Нина Харитоновна, ей-богу…
— Поздно каяться. Об этом поговорим после, — остановила она. — Имей в виду, это отразится на твоей характеристике.
— Я… Я постараюсь загладить. Так вышло, понимаете, я и сам не ожидал!
— Не ожидал! Подумать только, не ожидал! Уж если ты и сам не ожидал, так чего же ожидать другим! Да! Чего ждать от тебя коллективу, педагогам, родителям? Ты подумал хоть об этом?
Я смотрел на лицо Нины Харитоновны, а красных пятен на нем становилось все больше, — и молчал. Да и что тут скажешь. Молчать — самое лучшее! Я молчал бы и дальше, если бы не выручил звонок.
— В общем, так. Встает вопрос о твоей характеристике. Обсуждать сейчас — недосуг. Ты должен доказать делом. Возьми этот адрес, вот заявка, и после школы поезжай на кинофабрику, договорись о просмотре учебного фильма…
Я обрадовался. Съезжу туда, и баста. Зачтут за общественное поручение, и весь инцидент забудется…
Ехать пришлось часа полтора, с двумя пересадками. Там была очередь, так что потратил часа полтора, чтобы оформить заявку. Обратно — снова полтора часа.
В общем, когда я вернулся домой, уже стемнело. Только сел за уроки, позвонил Вадька:
— У тебя задача четыреста первая получилась? Какой ответ?
— А почем я знаю? Я еще ни черта не успел. Поручение выполнял.
— А-а! Прискорбный случай, — посочувствовал Вадька. — Ну, привет. Не забудь, завтра сдавать сочинение.