Характерник
Шрифт:
Такая политика государства здесь уместна, мы не навязываем самобытному народу свой образ жизни, в тоже время он остается к нам лояльным, даже союзником, что в противостоянии со шведами нам только на пользу. Поддержал Федора в его начинании, внес небольшие поправки к положению воинских частей, регулированию их отношений с местными органами и службами. Государь и далее намерен сохранять в Финляндии и Корелах мои казачьи полки, они показали себя в северных кампаниях наиболее полезными своей мобильностью и боевыми качествами. Обсудили проводимые на прибалтийских землях преобразования, строительство новых портов и верфей, я рассказал о шведских судах, передаваемых нам по договору, скоро они придут в Ревель. Среди них пять линкоров, три десятка фрегатов, другие парусные корабли. Есть и парусно-гребные туремы, удемы, а также торговые флейты и шхуны, всего
На выстроенных в Ревеле и Риге верфях спущены со стапелей и вышли в море первые корабли, экипажи, переведенные с Черного моря, осваивают их. Заодно с ними проходят обучение новые команды, сформированные из поморских рыбаков и охочих к морскому делу людей, с приходом шведских кораблей нужда в них вырастет многократно. Петр, на ком основная работа по созданию флота, рассказал нам, что еще в прошлом году нанял моряков из Европы для строящихся судов. Теперь надо еще добирать как заморских, так и доморощенных матросов, навигаторов, артиллеристов, по-видимому, придется брать в экипажи не только охочих людей, но и по призыву, рекрутов. Нужно еще отправить в Голландию, Англию, Францию на учебу будущих офицеров, перенимать морскую науку в лучших флотах, сейчас наши послы ведут переговоры с морскими ведомствами этих стран. Петр предложил государю обязать всех боярских и дворянских отпрысков, достигших 18 лет, проходить двухгодовое заморское учение, пусть послужат в будущем русскому флоту. Государь согласился, дело нужное, но предположил трудности, чадолюбивые государственные мужи будут искать увертки для своих детей.
Разговоры и обсуждения прошли в душевном расположении между нами, несмотря на разницу в возрасте, я самый старший, другие намного моложе, в характере, интересах, складу мышления. Нас объединяла общая забота об отчизне, своем народе, необходимости дальнейших преобразований по многим государственным проектам, освоения лучшего европейского опыта. Сделано нами много, страна прирастает и крепнет, но еще во многом отстаем от ведущих держав, в промышленности, науке и образовании, уровне жизни. Планы на будущее у нас большие, но надо быть реалистом, скоро их не достичь, в этом у меня с Федором схожее мнение, в отличие от порывистого Петра, норовящего провести коренные реформы в ближайшее время, причем крутыми мерами. Главное, что препятствует новым проектам, рутинность подавляющего большинства населения, привыкшего жить так, как их отцы и деды, а также сковывающие узы государственной системы, с боярскими и дворянскими привилегиями, местничеством, крепостным правом. Нужен немалый срок для их перемены, придется работать терпеливо и последовательно, без перегибов и необдуманных штурмов, в этом мы в какой-то мере сумели убедить юного Петра.
В Москве пробыл почти месяц, Федор задержал меня работой в Государственном совете по запускаемым проектам, совещаниями в Кремле, решал вопросы своего генерал-губернаторства с министерствами и ведомствами. Не раз гостевал у старых друзей - Языкова и Лихачева, по приглашению Петра охотился на кабана в его подмосковных угодьях. В Преображенском селе провел два дня, первый прошел в усадьбе с застольем и откровенными разговорами обо всем, на второй день выехали в поле. Петр показал свою удаль, выйдя один против секача, сам я на такой подвиг не решился, охотился на менее опасную дичь, подбил лося и четырех зайцев. Охотой ранее особо не увлекался, но азарт царевича увлек и меня, да и стрелял из ружья неплохо, почти без промахов, так что получил удовольствие немалое. Совместный досуг сблизил меня с Петром, он отнеся ко мне с большим почтением, чем к родному брату, Федору, рассказывал о сокровенном, спрашивал совета. Я же привечал дружбу младшего Романова, оказавшимся не таким уж грубым и самодовольным, каким казался вначале. В душе он все же ребенок, тянущийся к заботе и ласке, сострадание к участи окружающих сохранилось в его сердце, пока еще не ожесточившемся.
Выехал домой в середине мая, погода баловала ведром, без дождей. Я и мои охранники как-то разомлели от весеннего тепла, ехали не спешно, разоблачась из жаркой амуниции. За две недели проехали большую часть пути, миновали Брянск, когда случилась беда, попали в засаду. Не знаю, то ли не повезло столкнуться со случайными лихими людьми, то ли подготовленной именно против меня, но все произошло внезапно, на лесной дороге в густой чаще. Я не почувствовал опасности, расслабившись в мирном течении последних месяцев, да окружающая благодать сказалась, когда
Глава 16
Плыву своим сознанием в вязком течении неведомой среды, почти в абсолютной темноте, только иногда проступают серым туманом какие-то островки. Не чувствую ни окружающего, ни себя, все выглядит призрачно, как во сне. Кажется, что время застыло в царящем безмолвии, неизвестно, прошли минуты или тысячелетия в этой мгле, когда впереди чуть в стороне заметил слабенький, едва заметный огонек. Боясь, что течение унесет мимо манящего маяка, рванул изо всех сил к нему навстречу. Густая как раствор бетона жидкость или суспензия с трудом отпускает меня, отчаянными усилиями по миллиметру приближаюсь к заветной цели. Огонек становится ближе и ярче, разрастаясь вначале в светящееся пятно, а потом в солнечное зарево. Меня захватил идущий к нему поток, становящийся все стремительней, я влетаю в самое горнило светила, сгораю в его ослепительном и холодном огне.
Вновь выплываю из небытия, но уже совершенно с другим ощущением, в чьем-то теле. Все чувства проявились до предела, кажется, вот-вот они сорвутся за грань воспринимаемого. Боль по всему телу, бешеный стук сердца, горящая в жару голова и одновременно застывшие от стужи ноги-руки. Через бесконечное время мучений, когда сознание едва не покинуло меня, становится легче, боль понемногу отпустила, стала глуше. Восстанавливаю дыхание, которое невольно затаил все это время, привожу растревоженные чувства в относительный порядок, а потом открываю глаза. Первое, что увидел - светящиеся на потолке плафоны, мысли суматошно заметались в вопросе, неужели я вернулся в свое прежнее время или мне все чудится? Закрываю глаза, долгую минуту успокаиваю вновь взбунтовавшие чувства, готовлю свой разум к любому исходу. Повторный, более внимательный осмотр окружающей обстановки подтвердил первое впечатление, я в будущем, ставшем реальностью.
Больничная палата, кроме меня, никого нет, все мое тело опутано трубками и проводами, идущими к капельнице и еще каким-то приборам, стоящим на каталке. Вокруг стерильная чистота, ни пылинки, на белоснежных стенах цветным пятном выделяется репродукция картины "Девочка с персиками". Пытаюсь осмотреть себя, поднимаю руку и не могу, нет силы, только лишь пальцами шевелю. Даже поворачивать голову трудно, пришлось напрячься при осмотре комнаты. Пробую проверить свое состояние внутренним видением, ничего не получается, в этом теле мои способности не сработали. В моем положении пока делать больше нечего, предпринимаю первую тренировку, которой меня научил когда-то наставник, пробую войти в транс. К моему удивлению, уже третья попытка оказалась удачной, вошел в нужное состояние. Побыл в нем недолго, не осталось сил продолжить опыт, пришлось сделать перерыв до следующего занятия.
Услышал шум открываемой двери, а затем увидел вошедших в палату в медицинских костюмах, по-видимому, врача и медсестру. Они тут же подошли ко мне, вглядываясь с беспокойством в меня. Заметив, что я смотрю на них, медсестра, женщина лет тридцати, вскрикнула от удивления:
– Степан Викторович, смотрите, он очнулся!
Пожилой врач, тоже пораженный увиденным, но сохранивший невозмутимость, принялся осматривать меня, время от времени бросая взгляд на приборы. После он с удовлетворением произнес:
– Да, молодой человек, можно сказать, Вы в рубашке родились, вышли из комы через три месяца и, кажется, без особых проблем. Сейчас мы выясним, что с Вами.
Он снял одеяло с меня, принялся ощупывать, надавливать на разные точки, расспрашивая меня, больно ли. Где-то я не чувствовал, а иногда меня пронизывала острая боль. После меня повезли по разным кабинетам, брали анализы, просвечивали аппаратами. Через час беспокойств врач, разглядывая снимки и листочки, произнес:
– Да, неплохо, обошлось без сепсиса и пневмонии, да и внутренние органы почти в порядке, место раны восстановилось без осложнений. Психиатр также отмечает нормальное состояние, нет даже обычного невроза.