Харка — сын вождя (Художник И. Кусков)
Шрифт:
— Об этом нам надо посоветоваться.
— Устроить совет?! О всемогущий! Я тебе скажу коротко и ясно: или ты, грязный индсмен, проклятый краснокожий, выведешь нас из этого моря песчаных холмов, или мы размозжим головы тебе и твоему вшивому мальчишке!
Индеец переводил слово в слово, как машина.
— Попробуй, — спокойно ответил Матотаупа.
— Нет, черт побери, это не поможет. Дьявольщина, как же с вами, краснокожими, договориться?! Ну ладно, ближе к делу, что ты хочешь от нас?
— Патроны.
— Патроны?.. Хм, патроны… Ну, если уж иначе не идет… Какой калибр? Нет, подожди, давай сначала выкурим трубку совета или трубку мира. Трубку мира, понятно?
— Давай выкурим.
— Наконец-то. Первое понятное слово я слышу от тебя, вождь индейцев. А патроны ты не используешь, чтобы отправить нас на тот свет?
— Нет.
— Честное слово?
— Мое слово — это мое слово. Я не знаю, что такое ложь.
— О, ты невинный! Но ты еще научишься врать, а если до сих пор еще не научился, так тем лучше. Итак — покурим.
Матотаупа слез с коня и не спускал с белого глаз. Харка остался сидеть верхом и взял в руки узду коня отца.
Человек, представившийся Биллом, сел напротив Матотаупы, который тоже уселся на землю. Церемония курения трубки в глазах индейца не имела особенного значения, ведь у них в руках была обыкновенная, а не священная трубка. Билл не стремился узнать имени собеседника и, разговаривая с Матотаупой, продолжал с шутовской почтительностью величать его вождем. После нескольких затяжек и обмена уверениями во взаимном согласии оба поднялись. Билл подошел к своим спутникам и предложил собрать патроны, которые все равно не нужны, так как ружья они растеряли.
Не все, кажется, были согласны с подобной сделкой, но Билл все-таки уговорил их.
Пока Билл собирал патроны, Харка еще раз припоминал все подробности разговора. Билл сказал: «Грязный индсмен», «проклятый краснокожий». И Матотаупа с иронической усмешкой невозмутимо перенес эти оскорбления. Почему? Старая Антилопа умер, потому что оскорбил вождя. Этот коротконогий Билл и индеец с пестрым платком болтают что им вздумается, а Матотаупа обращает на них внимание не больше, чем на какую-нибудь мошкару. Да они и в самом деле ничтожества, эти белые, и польза от них только одна, что Харка сможет получить патроны к своему ружью.
Вернулся Билл, держа в руках с полсотни патронов. Два он дал мальчику, и Харка тут же зарядил ружье. Калибр подходил.
— Всё? — удивился Матотаупа.
— Конечно, всё. С вас хватит. Да и не солить же вам их. Или вы хотите с нас еще что-нибудь получить?
— Нам нужны все патроны.
— Но не здесь, говорю я тебе, не, здесь. Это говорю я, Билл, тот, который победил в двадцати четырех поединках. Как только ты выведешь нас туда, где живут люди, получишь остальные. Но не здесь, посреди пустыни.
Матотаупа дал знак Харке и сел на песок. Мальчик слез с коня и уселся рядом с ним.
— Что это значит? — закричал Билл.
— Все патроны. Мы ждем.
— Вождь! А ты глуп. Неужели ты думаешь, что не сдохнешь здесь, в этой пустыне?
— Но сначала это произойдет с белыми людьми. Мой сын и я способны лучше переносить жажду, мы к этому привыкли.
— О огни ада и святая троица! Это же сумасшествие. Такого мне еще не приходилось видеть, хоть я и выстоял в двадцати четырех поединках. Слушай, человек, я откусывал своим врагам носы, я расквашивал им морды, меня знают от Аляски до Мексики… Нет, этот номер тебе не пройдет. Ты же не можешь, ну не можешь же ты…
— Я могу.
Билл от удивления даже шлепнулся на песок.
— Ты можешь?.. Да понимаешь ли ты, что ошибаешься?.. Ну, черт с тобой, я, пожалуй, посмотрю, подействуют ли на тебя эти пятьдесят патронов. Ты получишь их. Но, на худой конец, наши пистолеты готовы к бою!
С этими словами он положил перед собою набитый патронташ и патроны россыпью. Харка забрал всё.
Матотаупа наклоном головы выразил удовлетворение и встал. Харка тоже поднялся и сел на коня.
Семеро белых, которые могли передвигаться, и индеец в платке были готовы к походу. Раненые, которые не могли двигаться самостоятельно, стали кричать, чтобы их тоже взяли с собой.
— Тихо! Мы вернемся и заберем вас, — проворчал Билл.
Но те не успокоились.
— Вы не вернетесь! Свиньи, предатели, мерзавцы! Вы хотите нас бросить! Не оставляйте нас… друзья… братья… товарищи… Просим…
Харка отлично понимал, что происходит. Он не знал этих обреченных на смерть людей, но он глубоко презирал тех, кто оставляет спутников в беде.
Один из раненых вытащил пистолет и выстрелил себе в висок.
— Неплохой выход, — нагло произнес Билл. — Впрочем, мы за вами вернемся, не теряйте надежды, — и он двинулся вперед.
— Пошли! — приказал он Матотаупе.
Индеец с пестрым платком на шее до сих пор не вмешивался, но тут крикнул Биллу:
— Осторожнее! Они собираются в нас стрелять.
Это послужило сигналом. Шестеро белых бросились на землю и пристрелили раненых из револьверов.
«Таковы белые люди, — подумал Харка. — Никогда я не буду жить среди этих людей. И за пятьдесят патронов я должен помогать этим убийцам! Должен вести их к воде и пище! С большим бы удовольствием я оставил их тут, среди песков. Но Матотаупа обещал, и так будет. Мы никогда не обманываем».
Индеец, сопровождавший белых, тут же собрал револьверы и патроны у всех убитых и сложил в мешок. Харка с отвращением отвернулся.
Поход начался.
Солнце было уже по-осеннему негорячим, но путь был тяжел и утомителен. Приходилось делать много обходов, подниматься на склоны песчаных холмов и спускаться с них. Белые в пути были молчаливы. К вечеру они свалились от изнеможения и сразу заснули. Еды у них не было. Матотаупа и Харка не собирались делиться с убийцами своими запасами, к тому же и у них еды было слишком мало и никто не знал, как далеко раскинулась эта безжизненная песчаная пустыня. Глубоко за полночь, когда все крепко спали, отец с сыном поели.